говорит, что в этой революции переплетались диктатура буржуазии и революционно-демократическая диктатура. Как же две диктатуры сразу? Не является ли это известным изобилием?
Ваш испуг исчезнет, если не будете заниматься формально логическим анализом, а подойдете к вопросу с точки зрения диалектики, т. е. науки о развитии в противоречиях и через противоречия. Диктатура — это власть, опирающаяся не на закон, а на силу. В одной стране может быть только одна власть, а тем более, если дело идет о власти, опирающейся на силу. Но что поделаешь с русской историей, которая пошла так, что в Смольном был центр власти большинства рабочих и крестьян в шинелях, в руках этого центра было распоряжение физической силой. Он представлял диктатуру рабочих и крестьян, восставших против царя. Но это большинство не порвало еще с буржуазией, не имело достаточно доверия к своим силам, чтобы взяться за разрубление кровавого клубка военных противоречий, чтобы взяться за разрешение крестьянского вопроса. Опираясь на наличие доверия Смольного и отсутствие у этого Смольного веры в собственные силы, буржуазия смогла создать собственный центр. Она опиралась при этом еще на экономическую силу русского капитализма, поддержку мирового капитализма и на вооруженные силы интеллигенции (юнкерские школы и т. д.). Но до июля она не могла пустить в ход против народных масс силу, Советы могли ее смести.
Противоречие, которое Вы видите в формулировках Ленина, или «двусмысленность», которую Вы в них замечаете, отражают противоречие и двусмысленность жизни. Развитая до конца демократическая диктатура несовместима ни с какой другой властью, но все существо вопроса состояло в том, что демократическая диктатура пролетариата и крестьянства была, осуществлена «до известной степени», т. е. в той степени, что крестьянские и рабочие массы создали свой союз в виде Советов и слушались только Советов, но не в той степени, чтобы решиться порвать с буржуазией. В цитированной мною статье Ленина от 1915 г. он предугадывает, что органом этой революционно-демократической диктатуры будут Советы. И они возникли, но в известной ограниченной форме Советов с контактной миссией. Все противоречия оказываются, таким образом, элементом, толкающим вперед. Ленин проанализировал их гениально, ничего не упрощая, и на основе этого анализа указал, как повести революцию вперед.
Во-первых, какое значение для него имело установление, что Февральская революция в «известной мере» осуществила лозунг революционно-демократической диктатуры? Установление этого имело громаднейшее значение для большевистской тактики в Февральской революции. Оно говорило: так как Временное правительство существует с согласия демократической диктатуры большинства крестьянства и пролетариата, то нельзя пытаться скинуть его вопреки воле большинства Советов — значит путь, ведущий вперед, ведет через завоевание этого большинства. Задача, которую он ставит себе на этом этапе, состоит в завершении буржуазно-демократической диктатуры. Он знает, что этого будет недостаточно, что разрубить узел войны можно будет только, делая шаги к социализму, ибо разрубить этот узел можно будет только, разрывая с антантовским капиталом[372], принимая меры против разрухи военной, выходящие из рамок буржуазного строя.
Но этот второй шаг к социалистической диктатуре пролетариата Ленин не делает таким образом, что противопоставляет лозунг пролетарской диктатуры лозунгу демократической диктатуры, а пытается заставить большинство Советов взять власть в свои руки, хотя это большинство состоит из мелких буржуа и социал-патриотов. Он хочет это большинство, взявшее власть в свои руки, поставить перед задачей необходимости перехода к социалистическим мерам, чтобы дать ему обанкротиться в глазах народных масс и таким образом завоевать большинство в Советах для большевиков. Только в момент, когда буржуазия, используя бессилие и разложение мелкобуржуазного большинства Советов, переходит к актам насилия против рабочего класса, он ставит вопрос о ревизии лозунга перехода власти к Советам (т. XIV, ч. 2, с. 14- 18) и заявляет, что власть, действующую насилием против рабочего класса, надо свергнуть, ибо Советы уже не живут. Пролетариат должен взять самостоятельно власть, тогда он найдет поддержку беднейшего крестьянства и восстановит Советы, но уже как органы социалистической диктатуры. Но достаточно было корниловщины, оживления Советов, ослабления буржуазии, чтобы Ленин 3 сентября в статье «О компромиссах» предложил эсерам и меньшевикам рвать с буржуазией, завершить демократическую диктатуру, становясь единственной властью, а мы вас силой не будем скидывать. Только после того как большевики завоевали большинство в рабочих центрах и когда ясным стал приближающийся переход большинства солдат, т. е. крестьян, на сторону большевиков, Ленин считает, что кризис назрел, ставит вопрос о социалистической диктатуре пролетариата.
Я нарочно ответил Вам не силлогизмами о том, что есть демократическая диктатура и чем она отличается от социалистической, а попытался набросать картину параллельного развития вопроса в действительной жизни и в теории Ленина. Только таким образом можно понять этот вопрос, понять не только отличия обоих лозунгов, но и их перерастание.
Вы спрашиваете: когда же начинается социалистическая диктатура? Социалистическая диктатура начинается там, где пришедший к власти пролетариат берется за решение специфических исторических задач пролетариата, т. е. постройки социалистического общества путем разрушения государственного строя буржуазии и национализации промышленности. Не всякий шаг в этом направлении есть начало социалистической революции, а система шагов. Пролетариат может быть принужден врываться в область частной собственности и в демократической революции. К этому может быть принуждена и буржуазия в войне и без революции. Тайпинги[373], как Вам известно, делали целый ряд шагов, очень похожих на меры нашего военного коммунизма, не будучи социалистической властью. Но уже даже начав социалистическую революцию под руководством социалистической диктатуры, пролетариат решает попутно демократические задачи, не решенные демократической революцией.
Это ответ на Ваш вопрос, не была ли Октябрьская революция революционно-демократической революцией, когда мы были в союзе с левыми эсерами. На этот вопрос дает ответ Ленин в статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции», указывая, сколько работы пришлось проводить в первые годы социалистической революции, чтобы завершить демократическую революцию. Одна от другой не отделены китайской стеной. Мы еще теперь завершаем демократическую революцию, с трудом борясь за ликвидацию безграмотности. Везде на Западе буржуазная демократия справлялась с этой задачей.
Самое важное для теоретического понимания вопроса о демократической и социалистической диктатуре — это видеть не только грани между ними, их различия, как понимать, как одна переходит в другую. Тактически же самое важное — находить в практике, в деятельности партии переходы от одной задачи к другой. Если бы Ленин в 1917 г. не понял, что задачи, стоящие перед русским пролетариатом в войне, могут быть решены только социалистической диктатурой, то он погубил бы революцию. Но точно так же, а быть может, в еще большей степени, он погубил бы ее, если бы, приехав в Петроград, дал лозунг: «Скидывай Временное правительство!»
Я говорю, в еще большей степени может быть бы погубил, ибо в августе обострение классовых противоречий народило стихийно-массовую тенденцию к пролетарской диктатуре; в апреле мы были так слабы, что ошибка, тогда сделанная, непонимание своеобразия положения, необходимости переходов могли бы обескровить нас на годы. Ошибка Розы Люксембург[374] и Либкнехта[375] в январе 1919 г.[376] не была единственной причиной, почему мы в Германии не только не взяли власти, но даже не могли серьезно попытаться это сделать — тут сыграли свою роль объективные факторы, в первую очередь факт, что революция началась только после войны — но тот факт, что, не понимая путей перерастания, руководство Союза Спартака дало себя спровоцировать на вооруженную борьбу в то время, когда в Берлинском совете не было еще даже комфракции, очень облегчило победу германской социал-демократии и буржуазии. Коротко говоря: важно понимать не только, куда идет революция, но и как она идет, не только, куда вести партию, но и как ее вести.
Я установил, таким образом, точку зрения, с которой подхожу к вопросам китайской революции. Фейербах3» говорит, что точка зрения отличает человека от зверя. Имея уже исходную точку зрения, мы легче разберемся в разногласиях, касающихся перспектив дальнейшего развития китайской революции.
Вы, может быть, помните, дорогой тов. Мусин, мои статьи в третью годовщину смерти Сунь Ятсена в «Известиях» в марте 1927 г. Основная их мысль была та, что не только международный переплет китайского вопроса (врагом является международный империализм), но и своеобразие аграрного вопроса в Китае (полное слияние помещика и торгового капитала) будут иметь последствием союз рабочего класса и
