еще принесут пользу Советской Власти, хотя совершенно непонятно, в чем проявится полезность этих предателей.
В то же время сотни большевиков, которые действительно понадобятся в тяжелый момент и партии и рабочему классу, которые, не в пример единогласно голосующим чиновникам, грудью станут защищать СССР от врагов, 90% ссыльных, либо подпольщики, либо участники гражданской войны,— эти большевики обречены на медленное умирание в далекой ссылке.
Милости — шахтинцам и расправа с большевиками-ленинцами — вот линия нынешнего руководства.
Это линия, сползающая с пролетарских позиций. Эта линия ведет к термидору. Революционный рабочий должен напрячь все силы в борьбе против этой гибельной линии.
Требуйте прекращения бессмысленных издевательств и репрессий. Требуйте возвращения ссыльных большевиков.
И.Врачев[445]. Письмо К.Радеку. 2 октября
Вологда, 2 октября 1928 г.
Дорогой Карл Бернардович!
Как писал уже в открытке тотчас по получении Вашего письма от 16/IX, я тоже смеялся, читая Ваше письмо. Да и как не смеяться. Вы объявляете меня противником реформы и сторонником... второй революции. Я уже писал Вам в открытке, что это так же основательно, как и обвинение нас с Вами в социал-демократизме. Впрочем, давайте сначала устраним то, что основано на недоразумении.
Вы пишете, будто я ссылаюсь на неизвестное Вам письмо нашего друга к Л[ьву] Д[авидови]чу, которое я определяю как «пятаковское с оттеночком сафаровщины». В конце письма Вы возвращаетесь к этому же вопросу, заявляя, что «на основе критики» нельзя «в дальнейшем болтать о подготовке пятаковщины».
Если бы Вы прочли более внимательно то, что я писал, то в Вашем письме не было бы таких строк. В самом деле. Я писал Вам: «Вы совершенно справедливо говорили о влиянии децистов в нашей среде. Верно, это есть, как есть у нас и влияние пятаковщины и даже сафаровщины. А Вы, как будто, этого не замечаете. Я допускаю, что когда Вы писали свое письмо, то Вам не все было известно по этой части. Теперь-то Вы, надеюсь, осведомлены о настроениях Ищенки, Теплова, Серебрякова, а главное, знаете наверно, что наш известный и влиятельный друг[446] прислал Л[ьву] Д[авидови]чу [Троцкому] письмо, по оценке Л.Д.[Троцкого] «совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины».
Таким образом не я оцениваю письмо нашего друга как пятаковское, а Лев Дав[идович], и притом не как пятаковское, а как предпятаковское. Ввиду важности вопроса я приведу более расширенную цитату по этому вопросу; Лев Дав[идович] пишет А. Г. Белобородову: «...От нашего приятеля... получил я из Москвы неслыханное письмо, совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины. Меня даже слегка стошнило...»
«Письмо мое от 9/5 писалось так, чтобы дать ему возможность отступить без полемики. Возможно, что это была ошибка, истолкованная им как «колебание». Во всяком случае, он зашел далеко...»
К сожалению, письма этого у меня нет, и я не могу указать даты; приведенное же выписано из письма тов. Белобородова.
Согласитесь, дорогой друг Карл Бернардович, что Вы зря подозревали меня, если не в распространении неверных сведений, то скороспелых и легкомысленных выводов. Я достаточно уважаю того, о ком идет речь, чтобы распространять о нем сплетни. Я бы не стал даже затрагивать вопроса, если бы сведения не исходили из столь авторитетного источника. Да, наконец, я бы не стал распространять сомнительных сведений и в силу политической вредности этого. Скажу больше. Даже об этом документально мне известном факте я до сих пор сообщил только Вам и Льву Семеновичу. По этим же соображениям я намеренно ничего не писал Вам и Леониду Петровичу, несмотря на то, что после личной беседы с ним мне стало ясно, что он уже отошел от нашего движения, по крайней мере, на данной стадии. Как видите, я в этих вопросах очень лоялен (может быть, даже больше, чем следует).
А теперь перехожу к основному вопросу. Вначале я думал, что мне придется пространно отвечать Вам, благодаря чему и задержался с ответом на целую неделю. Но сейчас я не вижу потребности в большом количестве строк.
Вы пишете: «поскольку мы стоим на точке зрения реформы, а не революции, то без того, чтоб в самой партии и даже в аппарате нашлись силы, борющиеся за реформу, никакой реформы быть не может».
Отвечаю: я с этим согласен. Да и нельзя не согласиться с этим потому, что мы делаем ставку не на потрясения или катастрофы, не на вторую революцию, а на исправление политики посредством партийной, а через это и государственной реформы. Только так стоит вопрос. Вы помните примеры Льва Давыдовича с Переедем. Да, мы Переели советского государства. Цепь нынешнего политического режима в Англии проходит через такие звенья: Чемберлен, Макдональд, Персель. Макдональд без Перселя ничто. Персель связан с массами, но Персель — реформист. Когда всеобщая стачка в Англии грозила превратиться в большой революционный пожар, Персель помогал Макдональду тушить этот пожар. Так и мы. Мы говорим, что происходит сползание с рельс пролетарской политики, что пролетарская диктатура у нас, испытывая жесточайшее давление чуждых классов, значительно ослабляет силу своего сопротивления, что все это таит в себе величайшие опасности, но т. к. мы не считаем, что давление капиталистических сил уже привело к перерождению власти, к утрате ее рабочего характера, то мы не зовем пролетариат к новой революции и боремся за реформу. Так мы ставим вопрос не из дипломатии и трусости, конечно, а из глубокого нашего убеждения, что дело поправимо. Стало быть, мы реформисты.
Всякий, кто по этому основному вопросу держится иного мнения, кто, подобно друзьям Вл. М. Смирнова, считает, что основные процессы (которые развиваются пока как подспудные, о которых мы предупреждали и предупреждаем партию и рабочий класс) уже завершены, что ВКП стала оппортунистической партией и что над ней надо поставить крест,— тот не может считать себя выразителем взглядов оппозиции и должен или стать на нашу точку зрения, или уйти к Вл. Смирнову. Так смотрю я на этот вопрос.
Но есть ли, спрашивается, в нашей среде люди, расценивающие положение вещей так, как только что сказано. Да, есть. Но, по-моему, это одиночки, а по-вашему, вся наша молодежь. Вот здесь у нас с Вами разногласие есть. А когда Вы пытались заподозривать меня в ультралевизне, то ведь это же, право, смешно, и на этом можно не останавливаться. Надо ли бороться с носителями не наших (и опасных) взглядов. Безусловно, надо. И я веду посильную борьбу. Но отсюда, от борьбы с отдельными, сбивающимися с правильной линии товарищами до отрицания правой опасности в наших рядах, когда мы стоим накануне тяжелого удара именно с этой стороны (отход Л.П.С[еребрякова], эволюция взглядов Е.А. [Преображенского]), до намеков на заигрывание Л [ьва] Д[авидови]час молодежью до перспектив «секты ленинцев» (Е. А.), до «опасности ревизии Ленина слева» и пр. и пр. — далеко. Вот здесь-то и заложены наши с Вами расхождения.
Вы пишете, что я по-вашему должен был бы «признать опасность и слева и справа». Совершенно правильно. И я это признаю и в письме, на которое Вы отвечаете, об этом писал. А вот Вы, как я уже Вам заявлял, признаете только опасность «слева» (с моей точки зрения, сильно преувеличивая ее) и совершенно не замечаете опасности справа. Кстати, Вы пишете: «На мое утверждение, что у нас в оппозиции опасность слева, а не справа, Вы отвечаете совершенно по-детски указанием на колебания товарищей Ищенко и Теплова и на неизвестное мне письмо... к Л.Д.[Троцкого], которое Вы определяете как совершенно «пятаковское с оттеночком сафаровщины».
На это я Вам скажу: прежде всего почему-то Вы опустили стоявшее у меня имя Серебрякова, а затем почему это перечисление в подтверждение существования левой опасности трех имен Вами не является «детским указанием», а перечисление мною — да является (как говорят местечковые евреи).
В письме к тов. Абрамскому Вы говорите о том, что Лев Дав[идович] не видит опасности ультралевизны и не хочет с нею бороться. Это не совсем верно. Когда Л.Д.[Троцкий] из письма в письмо
