Капитолии» принесет миллионы.
– Да уж… Республиканец и демократ.
– Одновременно, – сказала Мэй.
– Невероятно. – Эдвин зажег спичку, закурил вторую сигарету за вечер (он пытался сократить) и глубоко затянулся. – Ну, секс хорошо пойдет, – процитировал он Первую Заповедь. – Люди не могут без него. Это своего рода голод.
И понятие (или, скорее, изображение) секса повисло между ними тяжелым влажным обещанием.
– Мокита, – тихо сказала Мэй, но Эдвин услышал. Мокита.
Глава тринадцатая
Когда он пришел домой, желтые бумажки исчезли – может, улетели на юг, словно бабочки. Теперь Дженни увлеклась фэн-шуй и весь день переставляла мебель в соответствии с географией мира духов. Поэтому голубые предметы теснились в восточном углу, желтые – в западном, а розовые – в северном. Телевизор с холодильником были неестественно развернуты – «для облегчения тока энергии», а кольца шторки для ванной стали ярко-оранжевыми. Теперь к Эдвину и Дженни должно прийти богатство и счастье. (Боги, стало быть, без ума от ярко-оранжевых колец шторки для ванной.)
Озирая весь этот разгуляй, он вспомнил, как Мэй однажды рассказывала о «Школьном тесте Брюса Спрингстина на совместимость».
– Как-то я прочитала статью о первом браке Спрингстина, – говорила Мэй. – Его жена была модной манекенщицей, звали ее Джулианна как-то. Журналисты где-то откопали несколько школьных фотографий жениха и невесты и поместили их рядом в статье. И знаешь что? В школе Джулианна не обратила бы на Брюса внимания. Она была из богатой семьи, королева школьных балов. Активистка, член студенческого совета. Мисс Популярность. Из тех, кто следит за модой. А Брюс наоборот – неуклюжий застенчивый изгой. Джулианна с озера Осу иго – там обитает все высшее общество. Далековато от фабрик и захудалых баров Нью-Джерси. Брюс и Джулианна вышли из разных миров. Учись они в одной школе, Джулианна смотрела бы на него свысока. Но они ведь поженились? Тогда я, глядя на фотографии, сказала, что их брак обречен. И оказалась права. Он ушел от нее к своей бэк-вокалистке, Пэтти Скиальфа, обычной девушке из Нью- Джерси. В школе Пэтти и Брюс отлично бы поладили.
Мэй назвала это тестом на совместимость: чем меньше общего у старшеклассников, тем меньше шансов на их счастливый брак.
– Мы навсегда остаемся старшеклассниками, – сказала она. – Просто скрываем это. Но наша суть на самом деле не меняется. Всеобщая любимица, как и неудачник, – пожизненные амплуа.
Мэй говорила общие фразы, но в ее рассуждениях был явный намек. Эдвин сделал вид, будто не обратил особого внимания:
– Да, есть о чем подумать. Что будешь заказывать? Вот это блюдо должно быть неплохим.
Он видел школьные фото Дженни, знал, что она была звездой в очень престижной школе для богатых. И понимал, что если бы встретил Дженни тогда – угреватый, очкастый верзила с книгой под мышкой, что выдавал латинские изречения и ронял саркастические шуточки, – она не удостоила бы его и взгляда. Это сломило бы Эдвина. (Хоть он и презирал одноклассников, но тем не менее жаждал их одобрения.) Школьные годы он провел в попытках добиться расположения товарищей, которые были гораздо глупее его. Это повышало его самооценку и добавляло высокомерия, но вместе с тем подчеркивало, что он аутсайдер. Когда Дженни согласилась с ним встретиться (о, чудо!), вскоре после того, как он устроился в «Сутенир», ему показалось, что его личность наконец-то оценили. А когда она рассмеялась его непринужденной остроте (которую он репетировал целый вечер перед зеркалом), когда с готовностью согласилась снова встретиться, Эдвин уже знал, что женится на ней. После первого же свидания. Женится, чтобы потешить свое самолюбие. Забыть школьное фото и сказать себе: «Вот видишь, все получилось!»
И вот что вышло. Медное кольцо зеленеет. Интерьер квартиры меняется по навязанной кем-то цветовой схеме, телевизор поставлен вдоль воображаемых энергетических линий, а сам он живет с фантомом. Дженни настоящей не кажется. Она скорее – фотография из школьного альбома. Вырезанное изображение в полный рост. Мисс Популярность.
Может, Мэй права. Может, ее теория имеет веские основания. Может, все мы остаемся старшеклассниками. В таком случае у Эдвина много общего с Брюсом Спрингстином, и он несколько сочувствует ему.
Глава четырнадцатая
В тот вечер случилось кое-что странное.
Эдвин сидел дома перед раскрытой рукописью и упорно пытался втиснуть чудовищное произведение Тупака Суаре в сколько-нибудь приемлемые рамки. Он уже определил какие-то основные темы, вырезал большинство второстепенных, вычистил наиболее абстрактные размышления, длинное замысловатое рассуждение о любви превратил в изящное резюме из семи пунктов и уже продирался через мудреный раздел «когнитивные разногласия в личности», когда наткнулся на указания о том, как бросить курить, одновременно (зловещее совпадение!) потянувшись за очередной сигаретой.
Послушай! – писал Тупак. – Послушай меня. Прямо здесь и сейчас собери все сигареты, что у тебя есть, и налей четверть стакана теплой воды. А теперь возьми одну – только одну. Это последняя сигарета, которую ты выкуришь. Прямо сейчас, в эту самую минуту. Ты бросаешь курить навсегда. Иди в туалет, выброси в унитаз остальные сигареты, но воду не спускай. Посмотри на них. А теперь на себя в зеркало. Закури последнюю сигарету. Больше ты не будешь курить. Но не смакуй ее. Ни в коем случае. Не радуйся ей. Не растягивай удовольствие. Выкури последнюю сигарету быстро. Иначе велика вероятность, что это не последняя сигарета. Ты должен выкурить ее так быстро, как только сможешь, на одном дыхании. Кури! Кури! Быстрее! Давай!
Эдвин кашлял и задыхался, быстро втягивая дым, из-за этого бумага лопнула, оранжево-красный уголек превратился в столбик.
А теперь бросай ее в стакан. Пусть размокнет. Смотри, как она там плавает, разбухшая, вода постепенно темнеет. Вот она, твоя последняя сигарета. Самая последняя. Теперь поднеси стакан к губам…
Рот Эдвина наполнился грязной водой с плавающим окурком, он не сводил глаз с зеркала. Он боролся с желанием проглотить и подавиться или выплюнуть и проблеваться. Стоял и смотрел, выполняя то, что Тупак Суаре назвал «отделением сознания от свойств личности».
