Камерин не стала дожидаться ответа. Она хотела — нет, должна была! — подумать. Что-то всплывало у поверхности, чего-то она не замечала, не могла уловить связь… Если удастся сосредоточиться, то, наверное, она поймет…
— Это кто был? — поинтересовался Джастин, постукивая пальцами по рулю.
Камерин вздохнула.
— Бабушка, — ответила она.
— Папина мама или мамина мама?
— Папина. Она живет с нами. Точнее, мы с ней живем, в ее доме.
— И давно вы с ней живете?
— Давно.
— Удивительно подробный ответ, а?
— Я уже сказала, что не хочу говорить о семье.
— Ты сказала, что не хочешь говорить о маме. О семье речи не было.
— И не будет!
Камерин развернулась лицом к Джастину и заметила, что на свету волоски на его руках отливают золотисто-каштановым, в отличие от черных волос на голове. Она сидела так близко, что чувствовала его запах: смесь шампуня и одеколона, который отдавал мускусом.
Камерин склонилась поближе.
— Моя очередь задавать вопросы, — сказала она.
— Хорошо! — согласился он.
— Почему папа тебя терпеть не может? — выпалила Камерин.
Джастин слегка вздрогнул от неожиданности, сжал губы и уставился на дорогу. Камерин поняла, что отвечать он не собирается.
— За что он тебя так ненавидит? — не отступала она. — Что ты ему сделал? Вы были знакомы до твоего приезда в Сильвертон? Ты его ограбил? Приходишься ему незаконнорожденным сыном?
— Твой папочка ясно дал понять, что не мне об этом рассказывать, — наконец ответил Джастин. — Я хотел поговорить с ним, думал, так будет лучше, но быстро убедился, что совершил ошибку. Кстати, не волнуйся, я тебе не брат.
— Рассказывай все.
— Не могу. Послушай, Патрик поставил меня на место пару дней назад, и знаешь что? Может быть, он прав Я ничего не понимаю — сумасшедший дом какой-то. Ввязался я на свою голову!
— Во что ввязался?
— Все вопросы не ко мне, а к твоим родственникам!
— Ты от меня просто так не отделаешься! — в раздражении ляпнула Камерин.
— Ничего больше сказать не могу, — ответил он.
По ветровому стеклу размазалась огромная букашка — мокрая звездочка в созвездии засохших. Горы нависали над дорогой. Леса на склонах постепенно редели: чем выше поднимались, тем растительности становилось все меньше, а пики стояли совершенно голые. Кое-где богатая железом руда придавала почве оранжево-красный цвет. Камерин вспомнила, что в детстве горный массив вокруг Сильвертона казался похожим на настольную игру «Страна сладостей».
«Горы — огромные карамельки», — сказала она отцу много лет назад, когда он с легкостью носил ее на руках. Однажды Камерин показала ему ручей, где текла вода цвета карамели. «Хочу карамельной воды!»
«Понимаешь, золотце, иногда все не так, как кажется, — ответил отец. — Посмотри на гору, откуда течет вода. Видишь водопад? — Он повернул дочь лицом к потоку, низвергающемуся со скалы, и Камерин увидела, что вода белая, а не оранжевая. — Совсем не карамель! Всегда смотри в корень».
Смотри в корень. Эта мысль кольнула Камерин — тончайшая ниточка связала два факта. Камерин сосредоточилась — и все бусинки нанизались на ниточку: нужно дойти до самого основания. До корней Джастина.
— Где ты жил в штате Нью-Йорк? Где родился? — мимоходом поинтересовалась она.
— В Олбани. Замечательное местечко! Но после школы я переехал в город Нью-Йорк.
Камерин опустила солнцезащитный козырек и сделала вид, что поправляет волосы, глядя в зеркальце.
— Как это тебе удалось? Нью-Йорк — город дорогой.
— Мой старший брат — врач. Я переехал к нему, помогал присматривать за детишками. И жена у него врач. Не люблю писать в резюме, что работал нянькой.
Они добрались до перевала. Дорога пошла вниз, извиваясь по склону узенькой полосой, словно ленточка, брошенная на гору. Из-под дороги скала отвесно уходила в долину. Сосны тянулись вверх; вопреки земному притяжению простирали тонкие ветви к солнцу, словно вскидывая руки в молитве. Глубокие трещины, усыпанные разноцветными гранитными валунами, уходили в бездну — никакой художник такого не нарисует.
— В Нью-Йорке живет художница по имени Ханна. — Камерин вспомнила девичью фамилию и добавила: — Ханна Петерсон. Она рисует абстрактные цветы или что-то в этом роде. Не слыхал о ней?
Джастин залился краской до самых ушей. Камерин поняла, что попала в точку. Если подумать, то все очень просто. Единственная тема, которая раздражала отца, — это разговоры о матери. Мать растворилась в нью-йоркской артистической среде и никогда не звонила домой. Джастин из Нью-Йорка. Отец его недолюбливает.
Однажды она зашла на сайт под названием «Шесть ступеней», реклама которого утверждала, что любые два человека в мире связаны друг с другом всего через шесть посредников. Тогда Камерин этому не поверила, но сейчас сомнения исчезли.
— Ты знаком с моей матерью. Вот почему отец тебя терпеть не может. Ты ему все рассказал, и он испугался.
— Ты же говорила, что твоя мать умерла.
— Для меня она умерла, — холодно заметила Камерин.
Джастин крепко сжал челюсти, так, что под кожей заходили желваки.
— А ты сообразительная!
— Все так говорят. Зачем расспрашивать меня о Ханне, если сам все знаешь?
— Хотел услышать, что ты про нее скажешь — что ты о ней думаешь.
— Как вы познакомились?
— На вечеринке у брата, — помолчав, ответил он. — Брат с женой обожают устраивать вечеринки с художниками, музыкантами, писателями… с людьми искусства. Ханна пришла, мы разговорились. Камерин, она — изумительно красивая женщина. И очень на тебя похожа. Мы с ней сразу подружились, общались какое-то время. Она замечательная!
Камерин смотрела на Джастина во все глаза. Его слова эхом отдавались в голове.
— О господи! — едва выдавила Камерин. — Боже мой! У тебя был роман с моей матерью?! Если ты встречался с Ханной, нам больше не о чем говорить! Джастин, я не шучу! — Камерин взмахнула рукой. — Разговор окончен!
— Да нет же… ничего подобного, — заикаясь, возразил он. — Мы… мы просто друзья.
— Ты переехал в Сильвертон, чтобы передать послание от друга? Не морочь мне голову!
— Камерин, послушай, ты меня неправильно поняла! Я устроился на работу в Сильвертоне до того, как узнал все это. Когда Ханна услышала, куда я еду, она чуть с ума не сошла! И только тогда рассказала мне про тебя, честное слово! Не вру, вот провалиться мне на этом месте! Ханна тебя очень любит.
— Зато мне на нее наплевать!
Он ударил по тормозам так резко, что Камерин бросило вперед, ремень безопасности натянулся. Рванув руль, Джастин свернул на смотровую площадку, не, заглушая мотора, и машина вздрогнула.
— Не говори так!
На мгновение Камерин ошарашенно умолкла. Неужели Джастин защищает Ханну?
— Ты знаешь, что она сделала? Бросила меня. И вообще, это не твое дело! Чего ты лезешь, куда не просят?!
