Матильда удивленно оборачивается.
— Беспокойство — кому?
— Хосе опасается, что Жорж может не согласиться, — отвечает Жильбер.
Матильда не без раздражения пожимает плечами.
— Жорж согласится, раз это доставляет мне удовольствие.
Жильбер задумывается. Так ли уж печется Жорж о счастье Матильды? Думает ли о нем вообще? Умеет ли оценить необычайные качества Матильды? Столько мужества, силы воли, разума, столько доброты, сердечности! Ничего не понимая в сельских работах, она сумела за время отсутствия Жильбера наладить хозяйство в поместье. Жильбер смотрит на Матильду: ее матовое лицо покрылось загаром, глаза, такие ясные, такие большие, казалось, стали еще красивее и взгляд их — еще проникновеннее. Почему он думал раньше, что Матильда некрасива? Она высокая, стройная, сильная. Возможно, она слегка походит на мужчину из-за своих черных коротко подстриженных волос, которые крутыми завитками покрывают ее лоб и затылок, из-за рабочей одежды — рубашки с засученными рукавами, должно быть принадлежавшей раньше Жоржу, однако нос у нее тонкий, губы пухлые, улыбка ослепительная. «Я ошибался, — думает Жильбер. — Матильда очень красивая женщина». Правда, какая женщина могла бы показаться красивой рядом с Франсиной? Потому-то в студенческие годы не он один никого не видел, кроме нее. Перед его мысленным взором стояла Франсина, хрупкая, с золотыми волосами, удивительно женственная и элегантная. Около нее ни одна из их молоденьких подружек не казалась красивой... Только Луи сумел разглядеть Матильду, понять ее, полюбить. Почему Матильда предпочла Жоржа? Чтобы продолжать адвокатскую практику отца? Дочь адвоката, сама юрист, она предпочла стать женой адвоката Фабра, нежели супругой доктора Луи Валлеса? Жена врача... А почему бы и нет? Нет, Матильда, конечно, не способна на расчет — она любила Жоржа. Любит ли она все еще этого властного и ворчливого человека, который почти не разговаривает с ней, едва на нее смотрит и не дал ей радости материнства? Однако она кажется счастливой, жизнерадостной. «Она, должно быть, любит его, — думает Жильбер, — и, несомненно, Жорж по-своему любит ее... Трудно понять чужую душу».
Урок пения на втором этаже закончился. Франсина спустилась вниз. Она входит на кухню и с удовольствием вдыхает запах абрикосов. На ней ярко-желтое платье — под цвет волос. Ворот застегнут золотой брошью в форме листа.
— Ты похожа на кусочек солнца, — обнимая ее, говорит Жильбер.
Хосе отворачивается: подобное проявление чувств раздражает его или кажется ему неприличным, к тому же он недолюбливает Франсину и считает ее куда менее красивой, чем Матильда. Франсина отстраняется:
— Перестань, Жиль, ты раздавишь меня, испортишь мне прическу. — Она быстро целует мужа в лоб, оставляя следы помады. — Вытри, — смеется она и бросает ему салфетку.
— Жорж уже спускается? — спрашивает Матильда.
Франсина облизывает указательный палец, который она опустила в половник с вареньем.
— Очень вкусно, Матильда! Нет, Жорж еще не закончил с этими господами снабженцами. Все считают и считают. На этот раз с ними пришел молодой немецкий офицер, красавец, очень элегантный: каблуками щелкает, склоняется, целует ручку, выправка отличная. Он спросил меня на безукоризненном французском языке, не согласилась ли бы я как-нибудь приехать в отель «Король Рене» и спеть для них.
— Ты никогда не будешь петь для них, — говорит Жильбер.
— Почему? Немцы очень музыкальны.
— Очень! — сухо соглашается Жильбер. — Они и солдаты тоже очень хорошие. Убивают превосходно.
— Раз война кончилась и они остаются здесь, надо же как-то их терпеть, — возражает Франсина, облизывая языком половник.
«Она похожа на маленькую девочку, — умиленно думает Жильбер. — Война... Она не может понять... она никогда не поймет».
— Нет, война не кончилась, — очень спокойно говорит Матильда и пересекает кухню, держа в руке детскую бутылочку с молоком.
В кухню врываются стрекот цикад и шелест листвы, и дверь в сад закрывается за ней. Жильбер слышит шаги Матильды в виноградной беседке, нетерпеливый крик Клоди, легкий скрип коляски, когда Матильда поднимает тюль и берет ребенка на руки. Он знает: сейчас она сидит на скамье под большой липой с малышкой на коленях. Клоди, прожорливое дитя, вцепилась в свою бутылочку, сжав губы и кулачки. Жильберу хотелось бы встать, выйти посмотреть на них — на Матильду и на ребенка, как они сидят, в пятнах солнца и тени... такая мирная идиллия! Но он не двигается с места. Он смотрит на Франсину, которая, как кошечка, слизывает последние капли варенья. Она стоит перед ним, тонкая, гибкая, поразительная.
На лестнице послышались шаги, затем в прихожей. Можно различить неровные шаги Жоржа и постукиванье его трости. Короткое вежливое прощание. Жильбера коробит оттого, что брат его говорит и отвечает по-немецки учтиво, чуть не заискивающе и уж во всяком случае добродушно, что бесконечно раздражает Жильбера.
— Смотри-ка, Жорж старается вспомнить немецкий. Он ведь не был таким хорошим учеником...
Франсина замирает с поднятой рукой, в которой держит половник.
— Ну и что, раз ему это нравится. Матильда же говорит по-испански с Хосе.
— Да они ведь нас раздавили, а теперь топчут! — в бешенстве восклицает Жильбер. — И мы должны еще перед ними заискивать! Ты должна постараться понять, Франсина.
Франсина кладет половник в таз.
— Но я все поняла, Жиль, я очень хорошо поняла. Мы побеждены, мы должны терпеть оккупантов. И самое разумное — по возможности ладить с ними.
— Она права, — говорит Жорж, появляясь на пороге.
Он опирается на трость, слегка наклонившись вперед. «А он постарел», — думает Жильбер. Однако такое впечатление создается только его сутулостью, легкой сединой в волосах и животиком. Жоржу тридцать семь лет. На полном лице — ни малейших следов усталости. Видно, что он следит за собой. Несмотря на увечье, Жорж очень элегантен в своем сером, отлично сшитом костюме. Никогда, даже в деревне, он не появляется без галстука и крахмального воротничка. Он с некоторым трудом садится у стола, вешает трость на спинку стула и повторяет:
— Она права. Мы ничего не выиграем, строя кислую физиономию. К тому же они очень любезны. Не разрешай Луи сбивать тебя с толку. Сопротивляться?.. Какая глупость! Сопротивляться кому? И чем? Бороться голыми руками с немецкой военной машиной, которую не смогла остановить наша армия? Безумие! Подобная глупость, подобная бравада могут привести к тому, что нас всех расстреляют. Не будь дураком, Жиль, это все, что я должен тебе сказать.
Но Жильбер больше не слушает — он думает о Луи, о том, как оба волновались при встрече. Жильберу хочется выскочить из дома, бегом пересечь долину, как во времена детства, перепрыгнуть через изгородь из боярышника, разделяющую их земли, и крикнуть во весь голос: «Эй, Луи, старый костоправ, грязный гробокопатель!»— и все прочие дурацкие шутки их юности. «Доктор кушают», — скажет старуха Мари, поджав губы. Конечно, сейчас не время идти к нему — он и не пойдет. Может быть, Луи сам зайдет к ним выпить чашечку кофе, прежде чем отправиться с визитами к больным.
Матильда вернулась из сада. Она полощет бутылочку из-под молока, ставит ее на раковину, затем подходит к плите, берет большой котел и несет к столу. Блюдо единственное, но не скудное: капуста, картофель с салом, фасоль, приправленная луком, помидоры, пахнущие тмином и шалфеем.
— Огород пока еще может кормить всю нашу семью, — говорит Матильда.
Окутанная паром, она стоя наполняет каждую тарелку. Франсина сидит ждет. «Она никогда не поможет Матильде, — думает Жильбер, — никогда и ни за что на свете... Надо будет ей сказать, что это уж слишком». И он говорит:
— Садись, Матильда, а я подам. Ведь ты за весь день не присядешь...
— Ты узнал что-нибудь для парнишки? — спрашивает Жорж.
— Да, эти Клаверия из Марселя не хотят его брать. Раньше они соглашались из-за тетки: она нужна была им.
