Полицейские тоже любят

союзников и вести себя дружелюбно, хотя меньше всего в этом нуждалась. Должно быть, эту цель ее отчим преследовал, когда переводил ее сюда. Пребывание и приспосабливание к новой обстановке давали какую-то перспективу и вынуждали ее двигаться вперед.

– И в чем я ошибаюсь?

– Здесь есть много оснований для радости, – сказала Вирджиния, указав на записку, только что переданную Райли.

Говорит как искушенная женщина, подумала Райли. Очевидно, Сэм Вьятт все такой же игрок, каким был прежде. По их совместной учебе в академии она знала, каким он был. Она припоминала, что, если девушка, удостоившаяся его внимания, отвечала на чувство, обладала требуемыми формами тела и улыбкой, Вьятт считал ее законной добычей.

К чести Вьятта следует сказать, что он никогда не шел напролом. С такой внешностью и телосложением, как у Вьятта, этого и не требовалось. Больше всего он нуждался в вошедшем в поговорку кнуте, чтобы отгонять ватаги женщин.

Как бы то ни было, это ее не интересует, сказала про себя Райли.

Зная номер телефона Вьятта, Райли не считала необходимым возвращаться к своему рабочему столу и звонить оттуда. Она отправилась в вестибюль и, остановившись у ниши рядом с комнатой отдыха для женщин, позвонила отсутствующему напарнику по мобильнику.

Звонок на другом конце линии прозвучал пять раз. На шестой звонок включился автоответчик. Райли нахмурилась.

Неужели Вьятт прогуливает? Когда вякнул сигнал, она стала говорить:

– Это Макинтайр, Вьятт. Тебя разыскивает лейтенант. Он велит передать, что тебе лучше побыстрее подгрести сюда, если не хочешь неприятностей. – Она внезапно пресеклась, как только услышала, как берут трубку телефона. – Вьятт?

– Да, послушай, я не приду. Скажи Баркеру, что беру на сегодня больничный.

Его голос звучал довольно раздраженно. Плохо провел ночь, предположила она.

– Ты серьезно болен?

– Никогда в своей жизни так себя не чувствовал, – прозвучал его уклончивый ответ.

Райли сделала паузу, не вполне уверенная, что Сэм ее не разыгрывает. И болен ли он вообще? Насколько ей было известно, он жил один. Может быть, нуждался в медикаментах. Как напарнице, ей пришлось бы их принести.

– Грипп?

– Нет.

Уже была середина октября. Дули ветры со стороны Санта-Анны, заставляя половину населения Калифорнии страдать от аллергий и гайморитов. Ее напарник, еще до Санчеса, запасался пакетами бумажных салфеток на все время, пока дули ветры. Может, и у Вьятта аналогичная проблема.

– У тебя гайморит, – высказала она догадку.

– Нет.

На этот раз его голос звучал правдиво. Она теряла терпение.

– Так чем же ты болен?

На другом конце линии последовала длинная пауза. Она уже собралась спросить, держит ли Вьятт трубку, как он заговорил:

– У меня ребенок.

– Что у тебя?

– Ребенок, – повторил он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Скажи, я приду завтра.

Связь прервалась, прежде чем она могла продолжить дальнейшие расспросы.

Сэм бросил трубку на рычаг телефона и посмотрел на сидевшую на диване прекрасную кроху, делавшую из вежливости вид, будто поглощена телевизионной образовательной программой, которую он включил для нее.

В шесть лет от роду она, видимо, уже овладела всем, чему ее могли научить эти разноцветные, пушистые, подвижные крохотные существа, плясавшие на экране.

С момента достижения половой зрелости и осознания этого к явному своему удовольствию Сэм никогда не испытывал затруднений в определении того, что нужно делать в любой ситуации.

За исключением этой.

Что он будет делать с ней, черт побери?

Ничто из того, что он пережил за последние двадцать лет, не подготовило его для этого. Но «это» все- таки случилось, и теперь он должен был справиться со всей ответственностью.

– О, дьявол!

Сэм потер лицо рукой, чтобы заставить себя думать. Но вместо выработки плана действий он смог только оживить в голове утренние события, произведшие эффект землетрясения. Любой посвященный в то, что обнаружилось, счел бы это драматизацией события, что же касается самого Вьятта, то это действительно была драма.

Прежде он никогда не был отцом.

Он полагал, что когда-нибудь станет им. Но сам выберет подходящее время для этого. Он чувствовал, что только после того, как женится, сочтет свою холостяцкую жизнь законченной. Сейчас же подходящих кандидатур не было. Однако он явно стал отцом, не заимев предварительно супругу, которая бы его устраивала.

Что же делать?

Дверной звонок прозвучал утром как раз в то время, когда он собирался идти на работу. Это – новая напарница, пронеслось у него в голове. Нет, он не ждал в гости ни ее, ни кого-либо еще, но, если кто-то пришел по неизвестной ему причине, он сделал ставку на Макинтайр.

Проиграл бы, тоже неплохо.

Когда Сэм открыл дверь, в коридоре стояла женщина, которую он никогда прежде не видел. Она держала за руку хорошенькую маленькую девочку, почти куколку. Изящная, белокурая, голубоглазая, девочка выглядела маленькой принцессой. Она совсем не походила на темноволосую женщину, с которой пришла.

– Боюсь, что вы ошиблись квартирой, – сказал он женщине.

Женщина, однако, не проявляла готовности уходить.

– Детектив Вьятт?

Его «да?» было произнесено с настороженностью. Служба в полиции сделала его имя известным в среде сомнительных элементов.

– Сэм Вьятт? – допытывалась женщина.

– Да. – Его глаза сузились, когда он рассматривал женщину, стоящую в дверях. – Разве я вас знаю? – Это был бессмысленный вопрос, поскольку он гордился памятью на лица.

– Нет. Но вы знали мать Лайзы. – Женщина кивнула в сторону малышки. – В библейском смысле, – подчеркнула она. – Андреа Колтрейн.

Он хорошо помнил также и имена. Когда женщина упомянула Андреа, ее облик сразу встал перед его глазами. Видение сопровождали полдесятка воспоминаний, слившихся в быстро промелькнувшее в воображении слайд-шоу.

Андреа, спокойная и статная женщина, оказалась страстной любовницей. Настолько страстной, что одно время он задумал связать себя супружескими узами с симпатичным налоговым адвокатом, но не выпало случая.

Их отношения вдруг остыли необъяснимым образом. Не предупредив, Андреа рассталась с ним. Пару раз он звонил ей. Во второй раз искусственный металлический голос сообщил, что номер, который он набирает, больше не действует. Узнав, что она переехала, он понял все.

Ему никогда не приходила в голову мысль, что Андреа переехала по какой-либо иной причине, кроме как из желания сменить партнера. Во время их совместной жизни она настаивала на своей полной свободе.

Взглянув на малышку, он испытал неловкое ощущение, которое подсказало, что его предположение