отравить твое сознание, настроить тебя против меня, не так ли? Это просто очевидно.
— Не знаю, как насчет отравления, — сказала я дрогнувшим голосом. — Правильнее сказать, она открыла мне глаза.
— Думаю, ты объяснишься?
Я объяснилась, запинаясь и чувствуя себя абсолютно беспомощно. Либо он сейчас подтвердит, что все сказанное правда, либо будет все отрицать. А как мне теперь поверить, что его отрицания правдивы?
Когда я закончила, он таким яростным движением загасил свою сигарету, что я испугалась.
— Вот, значит, как! Значит, ей ты поверила, а мне — нет. Поверила женщине, о которой тебе было заранее известно, что это бессердечная интриганка.
— Это не совсем так. Как она сама сказала, зачем ей лгать мне?
— А почему бы нет? Мне хорошо знакомы приемчики и уловки Моники. А тебе нет. Она прекрасно понимает, что последует за ее словами. Она знала, что ты поверишь каждому ее слову. О, черт, как мне заставить тебя понять, какова она на самом деле?
— Я хочу поверить тебе, — сказала я. — Но я… я просто не могу. Я пыталась, я старалась изо всех сил, но сомнения возвращаются снова и снова. И пока они со мной, нам нет смысла быть вместе.
— Я докажу тебе, что она лжет, — сказал он резко. — Не знаю как, но докажу. Я должен. Потому что я люблю тебя, Дженни. Ты ведь это уже знаешь?
Я кивнула, не решаясь заговорить.
— И ты любишь меня, — сказал он исступленно. — Или любила бы, если б не Моника. Значит, ты считаешь, что, оказавшись в ее квартире, я не смог бы уйти просто так, не воспользовавшись преимуществами, которые это сулило?
— Нет, дело не в этом, — сказала я в возбуждении. — Главное в том, что у меня появилось чувство, что ты можешь мне солгать.
— Но я не лгу, Дженни. Когда я приходил к ней в квартиру, я либо просто навещал ее, либо оправдывался и отвечал на ее нападки, либо приезжал из-за того, что она посылала мне эти идиотские записки с угрозами приехать ко мне в больницу и обо всем рассказать. Я должен был догадаться, что она использует эти мои визиты против меня. — Он умолк на несколько секунд. — Дженни, ты только что сказала — зачем ей лгать тебе? Но ты забыла, что у нее есть для этого одна очень весомая причина: она ревнует меня к тебе.
— Я так не думаю. Она была со мной почти дружелюбной.
Он раздраженно вздохнул:
— Она может быть превосходной актрисой, когда ей это нужно… О, это все бесполезно! Я отвезу тебя назад.
— Я покидаю Райминстер, — сказала я.
— О нет, ты этого не сделаешь! — вскрикнул он. — Я обещаю тебе доказать, что она лжет, если уж другого выхода у меня не остается. Подожди немного, хорошо?
— Нет, я решила, что в пятницу подам сестре-хозяйке прошение об увольнении. Все это бесполезно, Дэвид. Если я буду продолжать тебя видеть, я не смогу устоять, у меня голова пойдет кругом. Я знаю, что поступаю правильно. Мужчина, которого я люблю, должен быть со мной безукоризненно честен. Вот и все, что я могу сказать.
Несколько секунд он сидел молча и не двигаясь. Затем повернул ключ зажигания.
— Ясно, — сказал он, и его голос был холоден, как луна над темнеющими торфяниками.
Следующие несколько дней были очень несчастными для меня. Ситуация не прояснялась. Сознание того, что Дэвид любит меня, было горько-сладкой мукой. Если бы Моника Фрайн не существовала вовсе, я была бы на седьмом небе от счастья.
Всякий раз, когда мы случайно встречались в палате, он бросал на меня взгляды, говорившие мне, что он безумно любит меня, но почти ненавидит за то, что я сопротивляюсь ему. Что до меня самой, то я не смогла бы сосчитать, сколько раз я совсем уже было таяла перед ним и начинала колебаться насчет своего визита к сестре-хозяйке.
Наступила пятница. Сестра-хозяйка принимала всех медсестер, которые просили аудиенции, в одиннадцать часов. Это значило, что мне придется отказаться от чашки кофе в перерыве.
Когда я появилась в палате, Линда критически посмотрела на меня. Мы были заняты в стерилизационной.
— Сестра-хозяйка? — спросила она. — Тебя опять вызывают на ковер?
Я начала вынимать инструменты из стерилизатора.
— Нет, меня не вызывают на ковер. Это аудиенция по личной просьбе.
— Хорошо, если ты думаешь, что я ужасно любопытна и надоедлива, ты абсолютно права, — усмехнулась она. — Я так понимаю, что цель твоего визита к ней составляет страшную тайну?
— Именно так.
— Ты изменилась, Дженни. Раньше с тобой было так весело, а теперь ты ходишь какая-то мрачная, прямо-таки трагичная. Если это все из-за доктора Коллендера, почему бы тебе просто не забыть его?
— Спасибо за совет, — отрезала я. — Уже забыла.
— Ну, это ты шутишь, конечно. Но ты правильно сделаешь, если хотя бы попытаешься его забыть. Кому нужен муж, бывший в употреблении?
Она ушла, оставив меня в злобном негодовании. Значит, об этом известно всем и каждому. Значит, все знают, что между Дэвидом и Моникой что-то было. Теперь я больше, чем когда-либо, была уверена, что поступаю правильно.
Невзирая на это, я шла в кабинет сестры-хозяйки очень медленно. Медсестры, которые уже сидели там, ожидая своей очереди, увидев меня, усиленно зашептались.
Я предположила, что они обсуждают возможность дальнейшего развития моих отношений с доктором Коллендером.
Я встала в очередь. Вот и все, подумала я. А ведь я приехала в Райминстер с такими грандиозными надеждами и планами! Я полюбила здесь каждый коридор, каждую палату. Я никогда не обращала внимания на невозможно долго тянувшиеся часы, на боль в усталых ногах, на привередливых пациентов. Это был мой долгожданный возврат к любимой работе, и как же я старалась на этот раз делать все хорошо!
Конечно же в мире существовало множество других больниц, и я, естественно, не собиралась бросать свое дело. И все же я не могла вообразить себя где-нибудь в другом месте, окруженной чужими, незнакомыми людьми. Никогда больше не видеть сестру Бретт с ее извечной прохладной улыбкой; никогда не хихикать больше с Линдой, встречаясь на запрещенных пирушках в ночных халатах в комнатах друг у друга. Никогда не слышать больше знакомой болтовни в столовой и уважительной тишины в палатах при обходе докторов. Никогда, да, никогда не видеть больше Дэвида, отворяющего дверь палаты с особой, только для меня предназначающейся улыбкой…
Я, не отрываясь, разглядывала хитрый турецкий узор на ковре у меня под ногами.
Одна за другой медсестры скрывались в кабинете и выходили оттуда, а я становилась к нему все ближе и ближе.
Сестра Морган, сестра Харрисон, сестра Прауди… Наконец я оказалась во главе очереди. Сестра Прауди вышла и закрыла за собой дверь кабинета сестры-хозяйки. Я шагнула вперед…
Послышались быстрые шаги. Передо мной возник доктор Коллендер в белом халате. В эту минуту мне все показалось каким-то нереальным. Он взял меня за руку. Остальные медсестры, стоявшие в очереди за мной, уставились на нас во все глаза.
— Пойдемте со мной, сестра Kapp, — сказал он. — Вы срочно мне нужны.
Я безвольно повиновалась ему.
Что случилось? Неужели я пренебрежительно отнеслась к какой-нибудь пациентке? Мое сердце тяжело билось, пока я шла за ним по коридору. Мы завернули за угол.
Он остановился и улыбнулся мне:
— Не впадайте в панику, сестра Дженни, ты не совершила ничего предосудительного. Просто я хочу, чтобы ты повидалась кое с кем, прежде чем пойдешь к сестре-хозяйке… Она ждет тебя?
