— Порвите ее, — сказал он мрачно. — Это прекрасное дополнение к моему испорченному вечеру!
— Я бы выпила джин с тоником, — сказала я многозначительно.
Я и так была раздражена, а его холодный прием просто вывел меня из себя. Ему ничего не оставалось, как заказать мне выпивку.
Он поставил два стакана на соседний столик, и я выдала ему подробную историю о ночном дежурстве Линды. Только после этого он, похоже, проснулся и сообразил, что я все-таки человеческое существо, а не почтовый голубь.
— Думаю, она рассказывала вам обо мне?
Я устало кивнула, но было уже слишком поздно. Шлюзы не выдержали, и подробный рассказ о его несчастьях хлынул на меня неудержимым потоком… Никто не может понять, как плохо он себя чувствует… Его мать была лучшей в мире… Он ощущает, что у него из-под ног выбили опору… Он больше не видит смысла в жизни…
Я слушала и удивлялась, как Линда могла выносить его. Беспросветная жалость к себе мужчины — вряд ли это могло быть прочной основой для романтических отношений. В конце концов он посмотрел на меня пустыми глазами и сказал:
— Мне нужно еще выпить. Я сейчас.
Я запротестовала, возразив ему, что глупо пытаться забыться подобным образом, но я еще не успела закончить свою лекцию, как у него в руках оказались два стакана виски. Когда мы поднялись, чтобы уходить, он еле держался на ногах.
Покачиваясь, он вцепился в руку стоящего поблизости парня.
— Эй, смотри под ноги, приятель! — оттолкнул его тот.
К моему ужасу, Мартин отреагировал на его предупреждение враждебно, у него вырвалось несколько грубых слов. Глаза всех присутствующих обратились на него, и я побагровела от смущения. Кое-как я вытолкала его за дверь, и тут Мартин беспомощно повис у меня на шее, не найдя другой опоры.
Какой-то человек отступил в сторону, давая нам пройти, и посмотрел на меня долгим осуждающим взглядом, Дэвид Коллендер! Значит, он был свидетелем всей этой ужасной сцены!
Наши глаза встретились. Его саркастический взгляд перешел на Мартина, затем снова на меня.
Этого было вполне достаточно, чтобы вызвать у меня слезы. Вот уж правда: ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Теперь Дэвид Коллендер, без сомнения, отнес меня к категории людей, которые даже вести себя не умеют в самом респектабельном баре города. Но затем я твердо сказала себе, что мне безразлично, что он подумает, и мы с моим спутником неуклюже протолкнулись в дверь.
Но когда мы оказались на улице, меня охватила слепая ярость. Похоже, судьбе было угодно выставить меня перед Дэвидом Коллендером в плохом свете, и это причиняло мне боль, заставляя чувствовать себя несчастной. У меня появилось искушение спихнуть Мартина в близлежащую канаву, но вдруг я заметила, что он начал зеленеть.
— Я себя погано чувствую, — прохрипел он. — Должно быть, я простудился.
— Должно быть, вы выпили слишком много виски, — отрезала я.
Но вид у него был действительно ужасный, и я почувствовала, что мой долг медсестры — проводить его до дома. После бесконечной ходьбы по скверно освещенным улицам я наконец втолкнула Мартина в дверь его квартиры и поспешила уйти.
«Нужно бежать, иначе запрут дверь!» — испуганно подумала я, взглянув на часы.
Когда, едва дыша, я добралась до дверей «Бастилии», было без двух минут одиннадцать. Задыхаясь и краснея, я пустилась бегом через холл и наткнулась на сестру-смотрительницу, которая шла запирать дверь.
— Едва успели, сестра? — спросила она холодно. — В следующий раз будьте более пунктуальны.
Я только смогла пробормотать в ответ какие-то невнятные извинения.
До своей комнаты я добралась, едва сдерживая слезы. Все мои мечты о втором курсе начали рассеиваться. Я приехала в Райминстер с такими радужными надеждами — и вот почти сразу завязла в болоте мелких неприятностей.
На следующий день, как только я вышла на дежурство, я сочла своим долгом разыскать Дашфорд. Она в одиночестве заканчивала свой завтрак. При моем появлении ее лицо мгновенно просветлело.
— Ты видела Мартина? — сразу же спросила она.
Не подбирая слов, я решительно высказала ей сложившееся у меня мнение о Мартине Бэйтмэне:
— Он бесхарактерный, жалкий бездельник. Ты сама виновата в этом, потому что слишком много нянчишься с ним!
Линда изменилась в лице, но у меня за спиной возникла старшая сестра-сиделка, и продолжать дальнейшую дискуссию оказалось невозможным.
Когда я шла к себе на дежурство, то заметила, что над операционной горит красная лампочка. Позже я узнала, что Джек Феллоус был в сегодняшнем списке оперируемых и что, по мнению врачей, он вряд ли сможет когда-нибудь снова ходить. Эта грустная новость позволила мне отнестись к моим личным неприятностям более оптимистично.
В следующие два дня я вовсе не видела Линду Дашфорд, так как она все еще работала в ночную смену. «Бастилия» гудела в преддверии назначенных на ближайшую субботу танцев, которые регулярно проводились в медсестринском корпусе раз в два месяца. Я всегда обожала танцы, и эта новость значительно улучшила мое настроение.
Наконец Дашфорд сняли с ночного дежурства, она смогла заняться приготовлениями к предстоящему вечеру и присоединилась ко мне в гладильной комнате.
Я старательно утюжила мое новое платье. Внимательно посмотрев на Линду, я попыталась угадать, продолжает ли она обижаться на меня. К моему удивлению, она подошла ко мне и принялась как ни в чем не бывало восхищаться моим платьем.
— Я так понимаю, ты собираешься на танцы? — заметила она.
— Слушай, оставь меня в покое!
Она продолжала стоять рядом и смотреть, как я глажу. Затем неожиданно спросила:
— Ты уже знаешь, что Дэвид Коллендер оперировал Джека Феллоуса?
Я кивнула, и она поспешно продолжила:
— Я говорила с Джеком вчера ночью. Он сказал, что доктор Коллендер сообщил ему эту новость…
— Ты имеешь в виду…
— Что он будет ползать всю жизнь, и к тому же не слишком быстро.
— И как он это перенес? — У меня перехватило дыхание.
Ее взгляд смягчился.
— Я никогда еще не видела в человеке такого мужества. Вместо того чтобы плакать и причитать, он говорил только о том, как он устроит свою будущую жизнь с учетом потери способности передвигаться самостоятельно. «Мои ноги теперь немногого стоят, — сказал он мне, — значит, нужно вдвое больше работать руками».
Фактически он уже все спланировал. Он собирается выучиться на телефониста — эту работу он сможет делать сидя. Он даже уже успел попросить кого-то разузнать для него все поточнее.
Я закончила утюжить воротник и подошла к Линде, которая заняла место у соседней гладильной доски.
— Это заставило тебя задуматься, да? — спросила я. — Ты сравнила его с Мартином?
— Да. — Она выглядела смущенной. — Ты была права. Джек помог мне это понять. Я написала Мартину, что не хочу видеть его до тех пор, пока он не возьмет себя в руки.
— Правильно сделала! — воскликнула я. — Это сработает, вот увидишь!
Дашфорд серьезно кивнула:
— Даже если он решит порвать со мной, может быть, это поможет ему по-другому взглянуть на вещи.
Несколько минут она молча разглаживала складки на своем платье, затем сказала:
— В любом случае я скоро обо всем узнаю. Я попросила его прийти на танцы.
Спустя некоторое время мы вместе спустились в танцевальный зал. Он был забавно украшен какой-то мишурой, в углу был устроен импровизированный буфет, где угощали лимонадом и всякими другими
