Описывая ту войну, также нельзя обойтись без трех слов, которые очень многое говорят о ней — изгнание, эвакуация, беженцы. Реалии этого апокалипсиса двадцатого века были таковы, что для большинства людей домом становилась беднейшая лачуга, а судьба подбрасывала самые непростые испытания. Солдаты, подобные нам, ощущали себя степными кочевниками, оказавшимися среди русских равнин отрезанными от всего остального мира. Вся наша жизнь теперь вертелась вокруг расположения дивизии.
Следующая деревня, которую мы заняли, сделав небольшой зигзаг во время движения, оказалась совершенно безлюдна. Все жители уже покинули ее. И эта деревня стала нашим очередным рубежом обороны. Чтобы достигнуть ее, нам пришлось совершить длившийся около часа марш-бросок, двигаясь по сугробам метровой высоты. По пути мы постоянно растирали снегом лица друг друга, едва на них появлялись желтые пятна, которые были первым признаком обморожения. Только это и позволило нам избежать более серьезных последствий.
На новом месте мы делали все возможное, чтобы превратить этот временный приют в свой дом. Для этого нам приходилось многое воспринимать с юмором. «Юмор — это когда ты смеешься вопреки всем невзгодам», — написал один из наших оптимистов на стене, покрытой сажей. Отогреваясь в убогом крестьянском жилище, которое было нашим новым пристанищем, я смотрел на эту надпись и старался отвлечься от грустных мыслей.
Так или иначе, мы не разучились смеяться. Среди нас всегда находился кто-нибудь, кто старался развеселить остальных своими шутками. В числе таких светлых людей оказались и два брата-близнеца. Они были датчанами, жившими в Копенгагене, и, как и мне, им было по восемнадцать лет. Блондины, сохранившие детскую розовощекость, — они являли собой типичный образец европейских добровольцев, воевавших в Вооруженных силах Германии. Они были очень живыми, спортивными, подвижными и говорили так быстро, что нам часто приходилось просить их помедленнее произносить слова, чтобы их понять. При этом, говоря по-немецки, они шепелявили, использовали слова из родного языка и, конечно, у них был типичный датский акцент. Уже одно это не могло не вызывать у нас смеха. Но они были хорошими товарищами. И мы все были очень расстроены, когда однажды на рассвете обнаружили, что траншея близнецов в конце деревни оказалась пуста.
Бойцы, пришедшие сменить их, не нашли их на месте. Близнецы исчезли бесследно, и мы больше никогда не видели их снова. Вероятнее всего, ночью, когда они были в карауле, к ним подобрались советские солдаты, взяли их в плен и увели с собой. Подобное случалось очень часто, русские мастерски использовали метель и непогоду, чтобы подкрасться к нашим позициям и захватить «языков».
Стараясь избежать такой судьбы, караульные, дежурившие на передовой, периодически выпускали в воздух осветительные ракеты, которые парили на небольших парашютах и освещали окружающую территорию. Также, чтобы показать русским, что мы начеку, мы время от времени выпускали по одной-двум пулеметным очередям. Таким образом, мы одновременно отпугивали многочисленных голодных волков, которые с наступлением ночи подбирались к нашим траншеям. Эти животные порою подходили к позициям даже целыми стаями.
В полнолуние, когда луна была достаточно яркой, нам были видны позиции противника. Луна одинаково светила как для нас, так и для наших врагов. Глядя на нее, мы часто думали о том, что эта же самая луна светит и для наших возлюбленных, оставшихся дома.
В декабре, в один из солнечных дней, нас озадачило появление русского биплана, который стал нахально кружить над нашими головами. Многие из наших бойцов выбежали из домов, чтобы посмотреть на него, даже не успев до конца одеться. Вызывающее поведение русского пилота, летавшего едва ли не над самыми крышами домов, означало, что противник знает о том, что у нас нет противовоздушных орудий. Мы, как сумасшедшие, палили по самолету из своих пистолетов и винтовок, но это совершенно не пугало летчика, хотя с такой низкой высоты нам было ясно видно даже то, что на нем надеты летные очки и кожаная шапка. Он покружил над деревней еще некоторое время, а потом невредимый исчез на востоке.
Однако на этом все не закончилось. Ночью этот самолет вернулся и сбросил на нас две бомбы. Правда, они не причинили нам вреда. Но с этих пор нас периодически донимали русские бипланы У-2, которые мы иронично прозвали «швейными машинками». Таким образом, иваны делали все, чтобы наша жизнь не была спокойной.
Зона боевых действий нашего батальона включала несколько деревень. Если исходить из теории, что пехотная дивизия из 8000 бойцов должна удерживать линию обороны протяженностью 10000 метров, то мы силами восьмисот бойцов должны были удерживать участок линии обороны протяженностью 1000 метров. Однако в действительности нам приходилось защищать участок в три-четыре раза большей протяженности. Коммуникация между частями осуществлялась через вооруженные патрули, которые, однако, могли перемещаться только после наступления темноты. Дело в том, что нейтральная территория между деревнями отлично просматривалась и простреливалась противником, поскольку представляла собой голое пространство с периодически попадавшимися небольшими скоплениями берез. Также между деревнями были протянуты линии телефонной связи, но они очень часто рвались, поскольку провода лежали прямо на земле, открытые непогоде и вражескому огню.
Связь нужно было восстанавливать любой ценой, и связисты выполняли эту работу, сопровождаемые патрулями, как бы опасно это ни оказывалось. Вылазки для восстановления кабеля, осуществлявшиеся после наступления темноты, превратились для нас в рутину. Мы постоянно двигались одним и тем же маршрутом между скоплениями березняка. Узнав об этом, русские вскоре начали минировать наш путь. И выполнение задания по восстановлению связи стало для нас по-настоящему самоубийственной миссией. Некоторые из мин срабатывали от натяжения тонкой проволоки, которая была практически невидимой в темноте, и потому ничего не стоило зацепить ее ботинком. Так мы начали терять бойцов. Двое из наших товарищей оказались тяжело ранены.
С этим нужно было что-то делать, и нас стали сопровождать саперы с миноискателями. Однако они сами не слишком рассчитывали на успех подобных мер. Дело в том, что миноискатели того типа, которым располагали мы, не находили мины в деревянных корпусах, а именно такие мины зачастую и устанавливали против нас русские. Нам стало ясно, что против их хитрости мы должны применить свои уловки. Поэтому мы стали пользоваться другими маршрутами. Или, по крайней мере, мы старались обмануть советских бойцов, создавая видимость, что двигаемся другими маршрутами. В этом нам помогали лыжные войска. Наши товарищи из этих войск не только прокладывали новые пути, отвлекая на себя русских, но и устраивали засады. Пройдя по определенному маршруту и выйдя в точку, не видимую с русских позиций, наши лыжники разворачивались и, отойдя немного назад по своим собственным следам, прятались, чтобы дождаться этих русских хитрецов. Для последних в результате попытка установить мины на нашем пути не заканчивалась ничем хорошим.
Надо сказать, что русская зима предоставляла много возможностей для подобных уловок. Но, к сожалению, это давало гораздо больше преимуществ противнику, нежели нам. Русские воевали на своей территории, а потому были всегда на один шаг впереди нас. Мы на опыте убедились, как они умели оборачивать все в свою пользу, в том числе и нашего злейшего врага — снег. Под снегом русские прорыли целую систему тоннелей, которую использовали, чтобы незаметно подбираться к нашим траншеям. Среди снегов советские солдаты вообще ощущали себя, как рыба в воде. Главными специалистами по тоннелям, проходившим под снегом, были, конечно, сибирские бойцы. Да и кто мог тягаться с ними в этом?
Кроме того, русские додумались использовать «живые мины» против наших танков и остальной техники. Они задействовали собак, в основном овчарок или доберманов, к туловищу которых были пристегнуты ремнями мины. Таким образом, на войне гибли не только люди, но и животные. За время восточной кампании их погибло очень много — не только собак, но и лошадей. Говоря о последних, можно вспомнить, к примеру, бой с русской кавалерией у населенного пункта Мусино, находившегося в 70 километрах к северо-западу от Москвы.
Бой начался на рассвете 19 ноября 1941 года. Целый кавалерийский полк русских на лошадях, которых было около тысячи, плотным строем и с саблями наголо помчался на немецкие пулеметы. Русские были встречены не только пулеметным огнем, но и минометами. Пули и осколки разрывали тела людей и животных. Вся заснеженная земля вокруг превратилась в место кровавой бойни и стала алой. Эта самоубийственная атака не принесла русским результата, а их потери оказались колоссальными.
