окаймлявшего холмы, и рухнули в траву, покрытую инеем, с наслаждением вдыхая запах земли и мха, запах самой жизни. Они долго лежали в траве, и глаза их понемногу привыкали к дневному свету. Потом Утёр подошёл к кусту боярышника, покрытому крупными красными плодами, и, сорвав полную горсть вместе с листьями, принялся жевать их, словно лесной зверь.
Когда пасмурный день начал угасать, они наконец оставили своё неуютное укрытие в перелеске и спустились с холма сквозь рощицу молодых дубов и заросли папоротника, где стоял аромат деревьев и прелых листьев. Они шли по извилистой, едва заметной тропинке, которая могла быть протоптана и людьми, и дикими кабанами. Между деревьями открывался вид на бесконечную заснеженную равнину. Примерно через час им пришлось остановиться, пока вокруг не стало совсем темно. Они сели на мягкий покров облетевших листьев возле наполовину замёрзшего ручья, глядя в темноту ночи, чтобы не смотреть друг на друга, среди снежного безмолвия. От этого молчания Утера охватывала дрожь, и сердце начинало биться быстрее. И чем дольше оно длилось, тем более невозможными казались любые слова, любые движения.
Потом Ллиэн поднялась и, закрыв лицо потоками чёрных волос, стянула эльфийскую тунику, серебряную кольчугу, замшевые сапожки и тяжёлые браслеты. Утёр, окаменев, прислушивался к лёгкому движению её босых ног по снегу и повернул голову только тогда, когда она бросила в ручей тяжёлый камень, чтобы разбить лёд. Его глаза, привыкшие к темноте, встретились с лукавым взглядом эльфийки, потом почти против воли скользнули по изгибам её плеч, грудей, бёдер и длинных ног – за мгновение до того, как она бросилась в воду.
Она погрузилась в прорубь, на несколько секунд исчезла под водой, а потом вынырнула на другой стороне ручейка, сломав тонкий лёд. Утёр едва видел её, но различил, как она наполовину высунулась из воды, с длинными густыми прядями чёрных волос, прилипшими к коже – такой бледной, такой обнажённой…
– Ты идёшь?
Утёр поспешно сбросил одежду и подошёл к ледяному ручью. Он резко вздрогнул ещё до того, как попробовал ногой воду. Ллиэн расхохоталась.
– Лучше не надо! – закричала она. – Слишком холодная для тебя!
Утёр заколебался, но Ллиэн уже снова нырнула и в следующий миг выскользнула из воды, блестящая и резвая словно рыбка, – прямо возле него. Ему оставалось лишь протянуть к ней руки и обнять.
– Согрей меня, – прошептала она.
Утёр поднял замёрзшую Ллиэн и отнёс на ложе из опавших листьев. Она обхватила рукой его затылок и привлекла к себе, потом резким движением опрокинула его на землю и легла сверху. Утёр задрожал с головы до ног и застучал зубами. Он хотел погладить спину Ллиэн, но она перехватила его руку и опустила её на землю.
– По-моему, это мне придётся тебя согреть, – прошептала она ему на ухо.
Утёр закрыл глаза. Все ещё дрожа, он чувствовал, как тепло тела Ллиэн мало-помалу передаётся ему, в ритме их медленных движений. Её длинные пальцы скользили по его плечам, груди, бёдрам. Он вздрагивал от прикосновений её длинных чёрных волос, её губ и закрывал глаза, испытывая сладкое головокружение, забывая о лесных шорохах и ночном холоде – обо всём, что не было ею. Потом Ллиэн приподнялась и улыбнулась ему. Её бедра раздвинулись, и влажная двустворчатая раковина медленно скользнула к его напряжённому орудию, охватывая его. Утёр, едва не задохнувшись, открыл глаза, но Ллиэн слегка отстранилась. Она больше не улыбалась, пристально и серьёзно глядя на него, не прекращая слегка раскачиваться, словно её бедра двигались сами по себе. От их дыхания в холодный воздух ночи поднимались лёгкие облачка пара, и даже их тела были окутаны этой дымкой. Утёр медленно провёл рукой от живота к груди Ллиэн, обводя кончиками пальцев голубоватый ореол вокруг её сосков.
– Ты так прекрасна! – прошептал он.
– Покажи мне твою любовь.
Он обхватил Ллиэн за талию, слегка приподнял её тело – такое лёгкое и хрупкое – и проник в неё. Это длилось долго. Это было необузданно, лихорадочно, опустошающе. Это было инстинктивным союзом двух тел, созданных одно для другого и наконец нашедших друг друга Это была битва и поражение, откровение и ослепление… Они так и заснули – не размыкая объятий, обнажённые, словно первые любовники на земле.
Проснувшись, Утёр едва удержался от крика. Вокруг грохотали тяжёлые шаги, мелькали факелы, освещая силуэты вооружённых людей и бросая отблески на их стальные доспехи.
Он вскочил одним прыжком, встав между ними и Ллиэн, и тут же послышался чей-то раскатистый хохот.
– Я же говорил! – воскликнул голос, который он сразу же узнал.
– Фрейр!
– Я тебе всегда говорил: ты влюблён!
Варвар, выступивший из толпы своих спутников, протянул ему меховой плащ и снова расхохотался, увидев, что рыцарь покраснел до корней волос. Но Ллиэн тоже расхохоталась, как маленькая девочка, быстро вырвала у него плащ и завернулась в него сама.
– Смертельно влюблён! – с одобрительным видом добавил Фрейр.
Утёр проследил за его взглядом и увидел, что вызвало такой взрыв веселья у варвара. Он подобрал свою тунику и кое-как натянул её на себя.
– Мы вас всю ночь искали, – продолжал Фрейр. – Даже вернулись в пещеру… Пошли! У нас найдётся что поесть и выпить.
Даже не взглянув на Утера, который принялся облачаться в доспехи, чтобы сохранить последние остатки достоинства, Ллиэн подобрала с земли свою одежду и дёрнула Фрейра за рукав.
– Они из твоего разрушенного поселения? – спросила она, глядя на его спутников.
Их было около дюжины – мужчин, женщин и детей. Все, как и Фрейр, одетые в звериные шкуры, они своим телосложением напоминали медведей. Их густые белокурые волосы были заплетены в косички. У большинства из них были шрамы от недавних ран.
