Впрочем, отец и Мейтланд были слишком заняты исправлением недавних просчетов, чтобы следить за ней и Лэйн так же строго, как раньше. Условленное место находилось в тополиной роще, единственной в окрестностях форта. После долгих часов в седле Лэйн спешилась с трудом. Было видно, что у нее ломит все тело, однако, не в силах бездействовать, она принялась ходить взад-вперед по крохотной поляне.
— Ты уверена, что он приедет?
— Как я могу быть уверена? Мы три дня не могли выбраться из форта!
Сэйбл пожалела, что не умеет лазать по деревьям, даже в мужском наряде, и не может как следует осмотреться. Она напряженно прислушивалась, опасаясь уловить топот коней целого взвода кавалеристов. Им удалось выскользнуть за ворота с помощью Дугала Фрейзера, который вывез их в неприметном фуражном фургоне. Оставалось лишь надеяться, что никто не заподозрит добряка-шотландца в пособничестве беглянкам и он не заплатит неприятностями за свое мягкосердечие. Разумеется, он поступил так благодаря многолетней дружбе с Хантером. Заметив, что мысли вот-вот повернут в нежелательном направлении, Сэйбл подняла пригоршню камешков и начала швырять в кусты. Все, что угодно, любое занятие — только не воспоминания о нем.
Лэйн успела пройтись перед ней не меньше двадцати раз — туда и обратно.
— Сядь, Лэйни, ты мне действуешь на нервы!
— Мои, и подавно, на пределе! Я не смогу сидеть, я так соскучилась по нему, Сэйбл!
— Я тоже скучал по тебе, костер моего сердца.
— Черный Волк!
Лэйн стремительно повернулась. Сэйбл медленно отступила в тень дерева, вытирая о брюки внезапно вспотевшие ладони.
Двое стояли очень близко друг от друга, не прикасаясь. Сэйбл не видела взгляда индейца, но догадывалась, что он испытующий, пронзительный.
— Так ли жена должна встречать мужа, в разлуке с которым провела много дней? — наконец спросил Черный Волк.
Голос его звучал сурово, почти сухо. Тем не менее Лэйн что-то расслышала в нем, потому что бросилась мужу на шею.
Было заметно, что достоинство вождя борется в Черном Волке с потребностью приласкать ее. Наконец он стиснул Лэйн в объятиях так, что она издала возглас боли и счастья. Их тела начали двигаться, прижимаясь все более исступленно, все более страстно. Сэйбл громко прокашлялась, сгорая от зависти. Индеец тотчас отстранился, возвращаясь к обычному своему внешнему бесстрастию.
— Как Маленький Ястреб? — спросила Лэйн.
— Он был бы счастливее в руках матери.
Отвернувшись, Черный Волк исчез в ближайших кустах, но очень скоро появился оттуда, ведя под уздцы жеребца. У Лэйн вырвался невольный крик при виде колыбели, укрепленной на спине лошади. В несколько движений она сняла ее и опустила на землю, подхватив на руки сына. И тут силы оставили ее. Она опустилась на траву, склонив голову и покачивая Маленького Ястреба в объятиях. Когда Черный Волк помог ей подняться, она отбросила всякую сдержанность и несколько минут осыпала поцелуями то его, то ребенка. Сэйбл еще никогда и никому так не завидовала, как в этот момент сестре
— Мое сердце всегда будет благодарно тебе, Фиалковые Глаза, — сказал индеец, поддерживая и бессознательно слегка покачивая жену.
— Фиалковые Глаза? — удивилась Лэйн.
— Так называет ее Бегущий Кугуар, — объяснил Черный Волк с легкой улыбкой на губах.
— Называет? — встрепенулась Сэйбл. — Значит ли это, что ты видел его, вождь?
Она почувствовала не надежду, а страх. Неужели Хантер снова обосновался в хижине? Где еще мог видеть его Черный Волк?
— Я встретил его однажды, по дороге в иные края, — ответил индеец с оттенком печали в голосе. — Я не знаю, где теперь Бегущий Кугуар. Не дело мужчины осуждать своего брата, но он поступил неразумно, расставшись с тобой.
Его суровый взгляд упал на раскрасневшееся лицо жены и сразу смягчился, став почти счастливым. Сэйбл испытала новый приступ зависти. Это было несправедливо — оставаться брошенной и нежеланной, в то время как Лэйн… Нет, Лэйн пережила довольно, она трудно заработала свое счастье! Некрасиво завидовать другим черной завистью только потому, что сама ты несчастна! Но надолго ли хватит ей выдержки, спросила себя Сэйбл. Разве не случалось, что она часами спорила с собой, то готовясь броситься на поиски Хантера, то ненавидя его за причиненную ей боль? Не раз она находилась на грани того, чтобы обратить взор к другим, но так и не сделала этого, потому что по-прежнему любила. Надежда не была еще утрачена, но истончалась, как снежный покров весной.
Топот копыт вывел Сэйбл из задумчивости. Она резко вскинула понуренную голову и обнаружила, что Черный Волк уже на лошади и прижимает к себе Лэйн. Сестра, в свою очередь, изо всех сил сжимала колыбель с ребенком. Сэйбл вгляделась в приближающегося по прогалине всадника и крикнула:
— Это отец! Уезжайте скорее!
Индеец сдавил бока лошади коленями и исчез в подлеске. Кавано последовал за ним, и Сэйбл ничего не оставалось, как вскочить в седло. Когда она вынырнула из тополиной рощи на открытое место, жеребец Черного Волка продолжал удаляться. При всей его выносливости он шел медленнее с двойным грузом на спине. Кавано, однако, не преследовал их. Вместо этого он целился в лошадь из винтовки.
— Вернись, Лэйн! — крикнул он. — В последний раз прошу тебя, вернись!
— Не смей, отец! — Подскакав вплотную, Сэйбл схватилась за дуло винтовки и отвела его. Глаза, белые от бешенства и боли, обратились на нее. — Ты не сознаешь, что делаешь, опомнись! Пойми, они муж и жена, они — семья! Если ты выстрелишь сейчас, я никогда тебе этого не прощу!
Услышав ее крик, Черный Волк натянул удила и остановил жеребца. С удивительным достоинством он повернулся лицом к противнику, к ружейному дулу.
— Я не позволю ей, не позволю… — рычал Кавано, стараясь вырвать оружие из рук Сэйбл.
— Чего ты хочешь? Сделать дочь несчастной до конца ее дней? Посмотри же на них внимательно, папа! Она уходит с ним добровольно! Добровольно, слышишь! Это совсем не то, что было с мамой! Лэйн любит Черного Волка! Что ты знаешь о нем, чтобы судить? Он готов умереть за нее, папа. Разве не такого мужа ты хотел для каждой из нас? Разве ты не хотел для нас любви, настоящей любви? Так оставь же их в покое! Отпусти Лэйн! Прошу тебя!
Кавано вдруг выпустил оружие из рук и склонился к гриве лошади. Потом, пошатываясь, как смертельно усталый человек, он тяжело сполз с седла. Несколько секунд он держался за подпругу, не находя в себе сил выпрямиться, потом проковылял несколько шагов по направлению к застывшему в отдалении всаднику с его драгоценной ношей. Птицы, умолкшие было во время стычки, снова робко начали подавать голоса. Нагретый солнцем воздух мерцал и струился над морем травы. Черный Волк тронул коня и медленно поехал по направлению к полковнику. Шагах в десяти от него он остановился вновь, и мужчины долго смотрели в лицо друг другу. Сэйбл ждала с сильно бьющимся сердцем, до крови прикусив губу.
Потом Кавано поднял руку. Не зная, что он собирается делать, Сэйбл затаила дыхание. Он слабо помахал в знак прощания.
Индеец ответил тем же и повернул жеребца в прерию. Последним, что видела Сэйбл, когда животное скрылось за высоченной «бизоньей травой», была вскинутая в прощальном жесте тонкая рука сестры.
— Я никогда больше не увижу свою дочь, — угрюмо сказал Кавано, не отводя взгляда от того места, где они скрылись.
— Не будь таким пессимистом, папа, — мягко возразила Сэйбл. — Лэйн не позволит Маленькому Ястребу забыть, что в нем течет также и кровь Кавано.
— Кто знает, — вздохнул полковник. — Что ж, по крайней мере ты все еще со мной, тыквочка.
Сердце ее сжалось, но она не разрешила тоске отразиться на лице.
— Да, папа, — подтвердила она, обводя безнадежным взглядом пустынную равнину, — я все еще с тобой.
Эндрю Мак-Кракен заслонил глаза козырьком ладони и прищурился на облако пыли, быстро приближавшееся по дороге. Недоумевая, кто бы это мог быть, он поднялся со стула на веранде, отложив упряжь, с которой возился все утро, и спустился по ступенькам во двор. Вскоре верховой
