В это же время не менее тягостный разговор происходил между Луисом Фелипе и Клаудией.
Луис Фелипе заявил ей, что поедет в Испанию один.
— Но как же так? — возмутилась Клаудиа. — Почему ты только сейчас поставил меня в известность о том, что я не еду? Я готовилась, делала покупки…
— Дорогая, ты ни о чем меня не спрашивала… Это деловая поездка, и я поеду один. Это не развлечение. — решительно заявил Луис Фелипе. — Ты никогда не сопровождала меня в деловых поездках, и не будем больше говорить об этом.
Клаудиа потеряла самообладание, услышав все.
— Ложь! — завопила она. — Все ложь! Ты ищещь любой предлог, чтобы расстаться со мной! Тебе на меня наплевать! Ты — проклятый эгоист.
Она вдруг схватилась за грудь и побледнела, Луис Фелипе испуганно посмотрел на жену: он понял, что это не просто истерический приступ. Клаудиа начала задыхаться. Луис Фелипе помог ей лечь в постель, вызвал врача и позвонил сестрам жены…
Летисия и Ольга прибежали, когда врач уже закончил осмотр Клаудии и дал ей сильнодействующее успокоительное средство.
Луис Фелипе, переговорив с врачом, который заверил его, что ничего страшного нет, немного посидел у постели Клаудии, потом, сказав сестрам, что его ждут дела в агентстве, ушел.
— Он, конечно, отказался взять ее с собой в Мадрид и из-за этого разгорелся сыр-бор, — предположила Ольга.
— Думаю, ему нельзя уехать и оставить жену в таком состоянии, — сказала Летисия.
— Конечно. В противном случае это будет окончательный разрыв!
— И все же нам следует позвонить психиатру Клаудии, — проговорила Летисия. — Вдруг приступ повторится… Может наступить такой момент, что мы не сумеем ей помочь, и тогда…
— Этого не произойдет, — покачала головой Ольга. — Мы не должны опережать события. Давай подождем и посмотрим, что будет…
Через полчаса Клаудиа открыла глаза и приподнялась с подушек.
Как ты себя чувствуешь, дорогая? — склонившись над ней, спросила Ольга.
— Лучше, — сквозь зубы произнесла Клаудиа.
— Дорогая, что произошло? — подала голос Летися.
— Луис Фелипе не хочет брать тебя в Мадрид, не так ли?
— Зачем спрашивать, — сказала Ольга, — ясно, что не хочет. Вы поскандалили, и тебе стало плохо… Дорогая, ты должна научиться владеть собой.
— Именно это я и собираюсь сделать, — выдавила из себя Клаудиа. — Да, он не хочет брать меня в Мадрид. Но клянусь, Луис Фелипе пожалеет об этом!..
Когда Мариелена сказала Луису Фелипе, что не сможет поехать с ним в Испанию, лицо его вытянулось от разочарования.
— Любимая! Но я так мечтал об этом! Поедем, умоляю тебя!
— И не проси, дорогой. Я не могу пойти против своей матери, — грустно произнесла Мариелена.
— Но почему капризы своей матери ты ставишь выше нашей любви? — возмутился Луис Фелипе. — У меня тоже были проблемы с Клаудией, когда я сказал ей, что не возьму ее с собой. Но это меня не остановило.
— Дорогой, мы не можем строить свое счастье на горе близких людей. Моя мать… твоя жена… Мне очень жаль, Луис Фелипе, тяжело отказывать тебе в осуществлении того, к чему я и сама стремлюсь всей душой… Но я не могу иначе, пойми меня…
Не успел самолет с Луисом Фелипе и Рене подняться в воздух, как Клаудиа уже держала совет с Урбано Гонсалесом.
— Необходимо, чтобы Мариелены уже не было здесь к возвращению моего мужа. Что мы можем предпринять, Урбано, чтобы выгнать ее из агентства?
— Полагаю, необходимо нагрузить ее работой. Сделать так, чтобы она не успевала справляться со своими обязанностями, — решил Урбано. — А когда Мариелена допустит промах, уволить ее.
Клаудиа задумалась, а потом сказала:
— Нет, Урбано. Ты не должен увольнять ее.
— Почему? — не понял Гонсалес.
— Если ты ее уволишь, она дождется возвращения Луиса Фелипе, и он снова примет ее на работу, — объяснила Клаудиа. — Нет, мы поступим иначе…
— Что же ты хочешь предпринять? — с любопытством глядя на Клаудиу, осведомился Гонсалес.
Клаудиа потерла руки, предвкушая месть.
— Пусть уйдет сама, — зло бросила она. — Я сделаю ее жизнь невыносимой. У нее и в мыслях не будет вернуться сюда.
Гонсалес одобрительно ухмыльнулся и кивнул.
Клаудиа засучив рукава приняла воплощадь свою идею в жизнь.
Она стала являться в офис раньше всех и, стоило Мариелене немного задержаться, тут же совала ей под нос часики.
Она требовала, чтобы Мариелена задержалась после работы и закончила съемку рекламного ролика. Мариелене оставались финальные шесть секунд, но на подобную работу могло уйти не менее двух часов ее личного времени…
Она требовала, чтобы Мариелена печатала большее количество копий сценария рекламного фильма, чем положено.
Она безжалостно, а главное, неграмотно правила текст, что вызывало недовольство Мариелены.
Она приказала, чтобы Мариелена навела порядок в архиве, совсем иной, чем тот, к которому уже привыкли она и Рене.
Она высказывала претензии по поводу кофе, который готовила Мариелена.
Когда Луис Фелипе звонил из Испании. Клаудиа тут же перехватывала из рук девушки трубку. С недавнего времени у Мариелены дома появился телефон, но звонить ей домой он не мог, так как мать прислушивалась бы к каждому ее слову…
Клаудиа завалила девушку работой. И тем не Мариелена справлялась с ней. Пока решительно не к чему было придраться. Клаудиа занервничала и снова отправилась к Гонсалесу.
— Когда? Когда же мы наконец сможем избавиться от нее Урбано? — досадовала она.
— Не знаю, что и придумать, — замялся Гонсалес. — Мариелена оказалась такой рботоспособной…
— Но мы должны что-то сделать… Что это у тебя за кассета? — вдруг спросила Клаудиа, как бы осененная вдохновением свыше.
— Это? Это рекламный ролик с участием Мариелены… Он стоит целое состояние. — объявил Урбано.
Кровь прихлынула к щекам Клаудии от радости.
— Да? Вот тебе и решение проблемы! — воскликнула она.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Гонсалес.
— Мы сотрем проклятую рекламу, — объявила Клаудиа.
Гонсалес не поверил собственным ушам.
— Ты с ума сопша! Она стоит колоссальных денег!
— Это мои деньги. Пусть пропадают, — непреклонно заявила Клаудиа.
— Но Клаудиа, — попытался урезонить ее Урбано, — речь идет не только о стоимости, но и о пристиже агентства!
— Плевахь я хотела на престиж агентства, — отозвалась Клаудиа, — Меня волнует лишь мой собственный… Сотри ролик, Урбано. Я больше не хочу видеть ее лицо, ее глаза, которые смеются мной.
