– Ну, смог посмотреть? – взволнованно спросил он.
– Как раз успели к началу. Но это не новая серия была, а повтор. Помнишь, где девочка видит, как пришельцы аннигилируют грузовик и Давид Винсент приезжает и находит шофера.
– А-а… Знаю: раза три уже видел. Ну, а мама как? Как она держалась?
Я сжал руку в кулак и поднес к щеке. Папа понял этот жест моментально:
– Женщина-Скала.
– Она даже не разрешила мне позвонить Бертуччо, чтобы предупредить, что я не приду. А ведь сегодня четверг!
Папа сдвинул брови, впервые осознав, какой сегодня неподходящий день для неожиданных поездок.
– Вот черт… Ладно, ты вот о чем подумай: мы здесь отсиживаемся не только для того, чтобы самим спастись. Мы и Бертуччо оберегаем от неприятностей.
– А что стряслось-то?
– Тебе мама ничего не сказала?
– Они там с подругой все время сплетничают. Я захожу на кухню, а они сразу о другом заговаривают. Но я все равно кое-что подслушал: они говорили о Роберто и о конторе.
Роберто был партнером папы по адвокатской конторе на улице Талькауано. Его сын Рамиро, мой ровесник, учился классом ниже. Иногда мы ездили к ним в гости за город. Не сказать, что Рамиро был семи пядей во лбу, но я с ним нормально ладил.
– Сегодня утром в контору ворвались какие-то типы…
– Военные?… Полиция?
– Я-то почем знаю. Громилы. Все вверх дном перевернули, а Роберто увезли с собой.
– Роберто арестовали? Что он натворил?
– Ничего он не натворил!
– И что теперь?
Папа беспомощно пожал плечами.
– Но его ведь отпустят, правда?
– Надеюсь, что отпустят. Родственники его сейчас ищут.
– А Рамиро?
– А что Рамиро?
– Как он? Где он?
– У него все нормально. Он с Лаурой. Я с ними сегодня говорил. Все нормально.
– И что теперь с ним будет?
– Ничего страшного не будет, не волнуйся!
– А с нами?
– Мы на несколько дней уедем, пока все не уляжется. На дачу.
– Это около Доррего?
– Нет, в другой стороне.
– А что за дача?
– Дача с бассейном. Дача с садом. Дача с таинственным домом.
– А к нам домой ты заезжал?
Папа помотал головой. Значит, дело совсем плохо.
– Но мы же не можем поехать вот так, безо всего! – возмутился я.
– Все необходимое купим.
– Значит, необходима новая «Стратегия».
– Чего-о? Проигрывать еще не надоело?
– Чего-о? Да ты передо мной щенок!
– И охота же людям терпеть поражение…
Я стал мысленно подыскивать блистательный ответ, чтобы заткнуть папе рот, но тут мне самому заткнул рот Гном – перевернулся и, не просыпаясь, двинул правым кулаком по скуле.
18. Сирены
В ту ночь я проснулся на тонком матрасе, сквозь который легко прощупывались жесткие половицы, и обнаружил, что папы под боком нет – а ведь, когда глаза у меня слиплись, он лежал рядом. В комнате по-прежнему царил мрак. Воняло несвежими носками.
Родители сидели в углу, прямо на холодном полу Мама, чуть-чуть приподняв жалюзи на окне, выглядывала на улицу. Ее лицо озаряли слабые отсветы фонарей. Она была босая, в какой-то незнакомой – новой? одолженной? – ночной рубашке. Ее нога беспрерывно отбивала по полу барабанную дробь. Топ- топ-топ. Возле сидел папа, в майке и носках, и смотрел в пространство. Когда он был так одет – а точнее, до такой степени раздет, – то еще больше походил на Гнома: слипшиеся волосы, отрешенное лицо. Только плюшевого Гуфи не хватает.
Папа и мама тесно, теснее не бывает, прижимались друг к другу, но почему-то казалось – между ними бескрайняя пропасть.
И тут раздался вой сирены: далекий, но отчетливый в предрассветной тишине. Не знаю уж, была ли это «скорая» или полиция. Папа с мамой среагировали одновременно: объединившись вновь, приникли к щелке словно снаружи и впрямь можно было разглядеть хоть что-то, кроме тьмы и городских огней.
– Видно что-нибудь? – прошептал папа.
Мама на него цыкнула.
Не прошло и нескольких секунд, как сирена умолкла, точно и не звучала. Нашего мира эта беда не касалась: она миновала нас, задев лишь походя. Тишина сделалась осязаемой. Мамина нога вновь застучала об пол. Я слышал прерывистое дыхание и стук сердца – видимо, моего папы.
Едва слышно папа сказал маме, чтобы она хоть немножко поспала, хотя бы пару часов: завтра утром она ему нужна в полной боевой готовности, потому что день предстоит долгий, дел невпроворот, да еще и с детьми придется как-то сладить.
Мама согласилась с его доводами и опять чиркнула спичкой. Чем глубже она затягивалась, тем ярче разгорался огонек сигареты. В какой-то момент я подумал, что мама сошла с ума: она вдруг наклонилась к жалюзи и их поцеловала. Но нет – она просто выдохнула дым на улицу, чтобы в комнате не пахло табаком.
Мне вдруг захотелось встать и подойти к родителям. Обнять их, сказать какую-нибудь глупость, присоединиться к их бдению, последить за улицей через щелку в жалюзи, а когда пробьет церковный колокол, сказать: «Три часа ночи, все спокойно», как было принято в Буэнос-Айресе в колониальные времена.
Наверно, мне захотелось защитить родителей. Впервые в жизни.
Но тут я смекнул, что папа скажет мне то же самое, что и маме, – прочтет лекцию о важности здорового сна и спровадит назад на тонкий матрас на жестком полу, от которого у меня ломило спину.
Я прикрыл глаза, прикидываясь спящим, и сам не заметил, как снова заснул.
Перемена
О лягушка! Припадая
На живот и замирая,
Возлежишь ты, издыхая,
На бревне,
О, горе мне!
Второй урок: география
19. «Ours was the marsh country»[22]
На землях, где ныне высятся здания Буэнос-Айреса, многие века никто не хотел селиться.
