Сибар-Син смело позволял себе подобное, считая это проявлением галантности.
Выпрямившись, он посмотрел красавице в глаза и шепнул:
— Только ты можешь воскресить меня к жизни своей любовью.
Его слова прозвучали так нежно, что она вся затрепетала.
Толпа остановилась поглазеть на эту сцену, но ни Сибар-Син, ни женщина, скрытая под вуалью, не хотели привлекать к себе лишнего внимания и поспешили разойтись, обменявшись легким кивком головы. Многие провожали взглядами ее высокую фигуру, стройную, точно пальма, но она быстро затерялась в людском потоке.
И только один человек продолжал следить за ней. Это был Набусардар.
Когда участники военного совета разошлись, он вышел на террасу и оттуда наблюдал ликование жителей Вавилона по случаю оправдания убийцы. Что ж, золото дает человеку могущество, а у кого сила, тот и честен, на стороне того и справедливость. Красавец Сибар-Син купался в роскоши и богатстве, и никто из состоятельных вавилонян не хотел верить в его вину. А самое главное, Вавилон жаждал развлечений и восторгался каждым, кто умел жить. До остального никому не было дела, и когда в воротах суда показался оправданный преступник, знатный повеса и соблазнитель жен почтенных вельмож, восторгам толпы не было предела.
Этот апофеоз порока и видел Набусардар.
Его взор блуждал в толпе, но мысленно Набусардар все еще переживал побег Сан-Урри, потрясенный его чудовищной низостью.
И лишь когда таинственная красавица протянула Сибар-Сину бутон лотоса, а тот в свою очередь облобызал ее одежды, он отвлекся от дел минувших и обратился к настоящему.
Женщина под вуалью приковала его внимание.
Набусардару был знаком каждый ее жест, ему не пришлось гадать, кто она. Правда, накидка закрывала ее до пояса, но тем отчетливее рисовались крутые бедра, что считалось признаком красоты, в особенности на берегах Нила. Из-под одежд, плотно облегавших тело и лишь спереди ниспадавших широкими складками, виднелись башмаки на высоких каблучках. Никто в Вавилоне еще не носил высоких каблучков, только она, , законодательница мод.
Это была Телкиза, перед богами и людьми законная жена Набусардара, в этот момент следившего за ней с террасы.
Вся сцена встречи показалась ему отвратительной до тошноты. Только отъявленные распутницы могли упиваться подобными знаками внимания. И лишь солдатская выдержка помогла ему сохранить хладнокровие.
Телкиза — как ненасытная тигрица, насколько прекрасна, настолько коварна и порочна. Ей одинаково мило и ложе царя, и подстилка солдата. Он знал ее неприхотливость в трофеях любви. Но до последнего времени она, по крайней мере, публично не компрометировала мужа, которому по закону принадлежало в государстве первое место после царя.
Он и прежде мучительно страдал при мысли о том, что она способна окончательно потерять голову. Так и случилось. Он видит ее среди гетер, только вместо звуков тамбурина она приветствует Сибар-Сина цветком лотоса. На глазах толпы она чествует убийцу и развратника. И он, Набусардар, вынужден смотреть на это.
Он обвел Вавилон взглядом глубочайшего презрения.
Снова вернулись мысли о лазутчиках, подсунутых Эсагилой, о слабом, капризном царе, об измене Сан- Урри, выкравшем план Мидийской стены, чтобы лишить страну ее главного оплота, и подложившем отравленные лепешки, чтобы лишить жизни его самого. Сколько событий за два коротких дня, и все они были направлены против него, словно ощеренные клыки дикого зверя!
При виде шумного ликования толпы в душе у него бушевал ураган. Ему страстно хотелось не принимать все это близко к сердцу, стать прежним Набусардаром, безучастно взирающим на то, как преступников бросали в ямы с ядовитыми змеями, бичевали до смерти, сдирали с живых кожу. Хотя в то время он был лишь исполнителем чужой воли, тем не менее искренне добивался славы сурового военачальника. Теперь, однако, возврат к прошлому был для него невозможен. Прежняя жизнь давно потеряла для него всякий смысл. Прежде и он проводил время в пирах и наслаждениях. Вино и женщины были символом и его веры. Его расположения домогались знатнейшие вавилонские красавицы, жестоко соперничая между собой за одну лишь его улыбку. Он любил и был любим, как никто другой в Вавилонии. Он исповедовал культ сладострастия. Но потом пресытился этим сплошным празднеством.
Сознание опасности, пробужденное в нем Киром, изменило его мысли, весь уклад жизни. Все отступило перед словом «отчизна»; его единственной любовью стали меч и армия. С каждым днем он становился прозорливей. Он убедился, что халдеи, слывя самыми горячими патриотами на свете, за годы благополучия духовно оскудели и обленились, сердца их заплыли жиром. Привычка к праздности, разъедавшая государство изнутри, была не менее опасна, чем могущественный перс за его пределами. Набусардар спохватился первым из тех, кто дремал, убаюканный в золотой колыбели. Он рассчитывал поднять и увлечь за собой остальных. Но никто не спешил на его зов. Куда приятнее было нежиться на мягком ложе, одурманивая себя вином. Тогда-то знать и отвернулась от Набусардара, и Эсагиле не стоило труда пустить коварный слух, будто он ищет войны, чтобы блеснуть своими талантам и стяжать популярность и славу. Кое-кто из завистников даже обвиняет его в тайных притязаниях на трон Халдейского царства.
Набусардар в последний раз мрачным взглядом окинул площадь.
Толпа чествует преступника, а Набусардара, который еще совсем недавно был общим кумиром, ныне оставили все. Что может быть ужаснее — в решительную минуту лишиться друзей, еще недавно клятвенно уверявших, что он всегда может рассчитывать на их преданность!
Но никто и ничто не сломит его.
— Никто и ничто! — повторил он вслух, покидая террасу.
За спиной все еще раздавались ликующий гомон черни и радостные клики почтенных горожан.
Там, в этой толпе, осталась и жена Телкиза, досаждавшая ему своими любовными приключениями.
Он прошел в свой кабинет, но пробыл там недолго. Близился полдень, час отдыха и невыносимого зноя. Набусардар поскакал к себе во дворец.
Набусардар в своих дворцовых покоях отдыхает на ложе, разглядывая высокий потолок из ливанского кедра, испещренный замысловатой резьбой. Его рассеянный взор блуждает в хитросплетениях орнамента из роз, волнистых лилий, завитков, фантастических листьев и симметричных цветочных лепестков, пока вдруг не упирается в квадрат, расположенный как раз в центре.
Столица Халдейского царства была построена наподобие строгого четырехугольника, и квадрат на потолке напомнил сейчас Набусардару план Вавилона. В линии, разделяющей квадрат на два треугольника, он видит русло Евфрата, рассекающего город с северо-запада на юго-восток. Треугольник на правом берегу Евфрата — это Борсиппа, на левом берегу — Вавилон. По обеим сторонам реки тянутся широкие аллеи, защищенные прочной дамбой от бушующих во время паводка волн. Эта дамба выходит далеко за черту города и в случае осады станет важным оборонительным рубежом. Сейчас ее кое-где подмыла вода, но Набусардар добьется, чтобы стену привели в порядок. Ведь она является серьезной преградой для неприятеля, если тот попытается проникнуть в Вавилон по воде. Навуходоносор всегда следил за тем, чтобы дамба поддерживалась в хорошем состоянии, но после его смерти о ней перестали заботиться. А семиэтажные башни, с которых просматривались все окрестности? Первая, Эзида в Борсиппе, подлинное чудо света, служила обителью летописца человеческих судеб, божественного Набу. Другая — Этеменанки в Храмовом Городе — башня божественного Мардука. Пред ее грандиозностью падали ниц потрясенные пленники, которых после победоносных битв пригоняли в Вавилон. В случае войны с персами жрецы должны будут предоставить эти башни и для военных целей. Они станут сторожевыми вышками вавилонской армии.
Набусардар всматривается в контуры квадрата на потолке, мысленно представляя городские стены, которыми с четырех сторон обнесен Вавилон. Сто массивных железных ворот закрывают доступ в столицу. Снаружи стены окружены рвом. В момент опасности его можно заполнить водой. В стенах города размещены казармы, военные склады с оружием и боевыми припасами и фураж для лошадей. По углам высятся сторожевые башни. Стены настолько толсты, что отважные наездники устраивают на них
