Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)

Энгельсом. Большим подспорьем в этом сложном деле мягкого изменения официальной партийной доктрины стала книга, написанная лауреатом Нобелевской премии по химии академиком Кара-Мурзой. Отказавшись в новых условиях от общественно-политической деятельности, маститый учёный всё же (хотя и не без уговоров) написал большую, обстоятельную и прекрасно аргументированную книгу „Маркс против русской революции“.

Фёдоров, досконально знавший эту книгу в той реальности, не без удивления видел, что теперь, в иных условиях маститый учёный поведал о наболевшем совсем по-другому. И это другое шло только на пользу делу – великому делу поворота общественного сознания от потребительского развития (заложенного Хрущёвым) к Духовному, Творческому. И вот, в день сорокапятилетия Победы партийное руководство решило, что уже можно, уже пора обойтись без классиков марксизма на этом параде.  Ведь и в самом деле – классики никакого отношения к победе не имели, а будь всё по Марксу–Энгельсу, то победить-то смогли бы совсем иные силы…

По всей площади гремела праздничная музыка. Фёдоров глянул на общеизвестное „Лобное место“: конечно же, виселиц там не было. Видимо, уже давно их убрали. Тех виселиц, на которых по приговору Государственного трибунала, полностью удовлетворившего требования Генерального прокурора СССР Илюхина, были казнены главари преступной группы. Той группы, что возглавила в СССР „пятую колонну“ руководимого масонством Запада. Среди этой группы высокопоставленных работников ЦК КПСС и некоторых ведомств, конечно же, оказались и те, кто в прежней реальности возглавил, организовал и осуществил уничтожение нашей страны и проводил последовательное уничтожение её народа. Узнав о приговоре Государственного трибунала около года назад, Фёдоров вернулся домой, прямо таки, сияя.

–        Отчего ты такой радостный? – спросила его мать.

–        Горбачёва, Ельцина… и других повесили, мама!

–        Как же можно радоваться чьей-то смерти, сынок! Грешно это! – упрекнула мать.

–        Да, нет, Ольга Алексеевна, – вмешалась тогда вернувшаяся домой вместе с мужем Виктория, – Алёша прав: это были страшные враги – враги народа и государства… Если бы всё было по их – не разговаривали бы мы сейчас… даже – вообще бы не жили… Я–то знаю!

Виктория, ставшая двенадцатой среди посвящённых в тайну изменении я реальности, и вправду теперь это знала. А со своей матерью Фёдоров в тот раз так и не нашёл общего языка…

Ещё одним последствием перемен, проводимых в стране стало ещё одно весьма важное обстоятельство. Представители власти теперь точно знали: лично они, власть в их лице ответственны перед народом. За ошибки придётся платить, за преступления – платить очень дорого, нередко – жизнью. Карьеристов и бюрократов на верхах заметно поубавилось. Зато людей повышенно социальных во всех властных структурах стало больше. Партия за последние годы сократилась более, чем вдвое: карьеристам и искателям сладкой жизни становилось в ней всё более неуютно. Нет, никто не проводил жестоких чисток – недостойные люди уходили сами. К этому их побуждали изменившиеся условия и предрасполагал переработанный устав КПСС. Партия, превратившаяся было – со времён злосчастной памяти „Никитки“ – в закрытую касту, вновь стала частью народа. Частью, состоящей из наиболее активных, инициативных, творчески одарённых, социально ответственных людей.

У Мавзолея стояла охрана. Сегодня были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Хотя темпоральная разведка никаких тревожных тенденций не зафиксировала, но решили не рисковать: потерпевшие сокрушительное поражение мондиалисты ещё были живы. Утратив часть своих позиций, они всё ещё были сильны и, конечно же, не могли и не собирались отказываться от осуществления своих губительных для землян идей мирового господства, оболванивания людей и унификации всей жизни на планете. Унификации по их масонским образцам и под их господством. К тому же, как говорится, бережёного Бог бережёт. Так что, помимо охраны и строжайшего контроля всех, кто приближался к трибуне Мавзолея, были выявлены и обезврежены все точки, где могли бы обосноваться снайперы недобитого врага.

Документы Виктории и Ермакова вполне удовлетворили охрану. Впрочем, это и не удивительно – ведь они должны были оставаться внизу. А вот у Фёдорова возникли трудности: что-то в предъявленных Алексеем Витальевичем документах не устраивало молодого, строгого и вежливого капитана госбезопасности. В лицо Фёдорова мало кто знал. На помощь пришёл Шебуршин:

–        Товарищ капитан! Что там вы обнаружили у моего заместителя? Почему не пропускаете генерал-полковника?

Фёдоров, наконец-то пропущенный наверх, ответа строгого капитана не слышал, но на всякий случай сказал:

–        Ничего, товарищ маршал государственной безопасности! Зато я теперь уверен, что никто посторонний даже близко к трибуне не подойдёт. Предлагаю поощрить капитана!

–        Что же, поощряй – это твоё право, Витальич! – тихо ответил маршал.

Памятуя наказ Шебуршина, Фёдоров, взойдя на трибуну, подошёл к Никитину. С прошлой осени он стал главой советского государства. Этот сорокадвухлетний пскович чрезвычайно импонировал Фёдорову (они были знакомы и в той реальности): редко у кого можно было найти такое же сочетание самых лучших человеческих и деловых качеств. Потому-то и стал он во главе советского государства, едва только были осуществлены преобразования, задуманные Сталиным ещё перед XIX съездом. Совещание Никитин предложил провести сегодня же, сразу после парада.

Тепло поздоровавшись с Романовым, Фёдоров протянул руку Лукашенке, с которым в этой реальности мало встречался. Потом – с остальными приглашёнными на трибуну. Среди них оказался и академик Кара-Мурза.

–        Здравствуйте, Сергей Георгиевич! С Днём Победы! – тепло, но как-то по особому торжественно обратился к нему Фёдоров.

–        Здравствуйте! – несколько недоумевая ответил тот, – Спасибо! Вас также! Извините, не могу вас припомнить, товарищ генерал-полковник… разве мы знакомы… Быть может, вы были не в этой форме…

–        Да. Знакомы! По меньшей мере – заочно и очень хорошо! Смею Вас заверить, – с оттенком сожаления в голосе продолжил Фёдоров, – Заверяю вас, что без вас не было бы на этой трибуне ни меня, ни вас, ни вообще… такого Дня Победы…

–        Академик Фёдоров прав! – поддерживая Фёдорова, вмешался председатель КГБ, – Только… мы не вправе здесь говорить, как и почему.

–        Академик Фёдоров… Это не вы – директор одного… оборонного НИИ под Калининградом? (Алексей в ответ кивнул). Но я всё равно не вижу связи…

В этот момент к маршалу подошёл какой-то майор госбезопасности и что-то ему шепнул. Шебуршин тут же повернулся к Фёдорову и прервал его странный диалог с Кара-Мурзой:

–        Алексей! Важная новость… Извините, Сергей Георгич, нам посовещаться нужно!

–        Что тебе сказал этот майор? – тихо спросил Алексей у маршала, когда они отошли в укромное место.

–        Бнай-Брит устроил крупную провокацию в Ираке! Мы всё логовами масонов в Англии да США занимались, а они – вишь где ударить решили! Надо срочно что-то предпринимать, иначе события могут развернуться в обратном направлении.

–        Думаю, завтра разберёмся! – твёрдо ответил Фёдоров, – У нас ведь теперь есть „Дельта“… Кроме того, сегодня у меня совещание с Владимиром Степановичем: ты же сам сказал, чтоб я с Никининым детали согласовал…

–        Точно! Я как-то упустил из виду! Спешить теперь незачем! Значит – завтра и вправим им мозги! Опробуем на них новую установку!… Ну, с Днём Победы тебя!

–        Взаимно!

Парад победы принимал министр обороны СССР генерал армии Рохлин. За три года своей работы в