размышлениях о своей Софье и вышел из сада в одну калитку в ту самую минуту, когда она входила в другую. Таким образом, несколько несчастных минут, посвященных перемене ленты, помешали свиданию влюбленных — прискорбнейшая случайность, которая пусть послужит моим прекрасным читательницам благодетельным уроком. А всем критикам мужского пола я строго запрещаю соваться в это дело, рассказанное в поучение дамам, которые одни только вольны делать по поводу него замечания.
ГЛАВА VII
Изображение церемонною визита жениха к невесте, сделанное в миниатюре, как это и подобает, и сцена более нежная, нарисованная в натуральную величину
Кем-то (может быть, даже многими) было справедливо замечено, что беда не приходит одна. Это мудрое замечание оправдалось теперь на Софье, которой не только не удалось свидеться с любимым человеком, но пришлось еще скрепя сердце принарядиться, чтобы принять человека ей ненавистного.
К вечеру мистер Вестерн в первый раз сообщил дочери о своем намерении, прибавив, что ей уже, наверное, известно об этом от тетки. Лицо Софьи опечалилось, и несколько слезинок невольно навернулось ей на глаза.
— Полно, полно, без этих девичьих штучек! — сказал Вестерн. — Я все знаю. Сестра мне все рассказала.
— Возможно ли? — воскликнула Софья. — Неужели тетушка меня выдала?
— Ну вот, уж и выдала! Сама ты себя выдала вчера за обедом. Уж чего яснее показала, к кому лежит твое сердце. Но вы, девчонки, сами не знаете, чего хотите: плачет, что я собираюсь повенчать ее с тем, кого она любит! Твоя мамаша, помню, совершенно так же ныла и хныкала, а через двадцать четыре часа после венца все как рукой сняло. Мистер Блайфил парень не промах и живо положит конец твоим причудам. Ну-ну, ободрись, смотри веселей! Я жду его каждую минуту.
Тут Софья убедилась, что тетка ее не подвела; она решила стойко выдержать испытание сегодняшнего визита, не подавая отцу ни малейшего повода к подозрению.
Мистер Блайфил вскоре приехал; побыв с ним недолго, мистер Вестерн оставил молодых людей наедине.
Последовало глубокое молчание, продолжавшееся целых четверть часа: кавалер, который должен был начать разговор, оказался весьма некстати скромен и застенчив. Несколько раз он пытался заговорить, но проглатывал слова, прежде чем они успевали слететь у него с языка. Наконец они вылились потоком натянутых и высокопарных комплиментов, на которые Софья отвечала потупленными взорами, полупоклонами и односложными фразами. Неопытный в обращении с женщинами и самонадеянный, Блайфил принял все это за выражение скромного согласия на его предложение, и когда Софья встала и вышла из комнаты, чтобы сократить эту сцену, которую она не в силах была вынести дольше, он приписал это тоже простой застенчивости и утешился при мысли, что скоро будет наслаждаться ее обществом сколько ему вздумается.
Он остался вполне удовлетворен перспективой счастливого будущего; ибо что касается полного и безраздельного обладания сердцем возлюбленной, к которому стремятся романтические поклонники, то самая мысль об этом никогда не приходила ему в голову. Единственным предметом его желаний было богатство Софьи и сама она, и он не сомневался, что и то, и другое скоро сделается его полной собственностью, поскольку мистер Вестерн твердо решил выдать за него дочь и поскольку он хорошо знал, что Софья всегда готова беспрекословно исполнять волю отца, даже если бы тот потребовал от нее гораздо большего. Таким образом, отцовская власть в соединении с чарами его собственной наружности и обращения не преминут, думал он, оказать должное действие на молодую девушку, сердце которой, он не сомневался, было совершенно свободно.
Он ни капельки не ревновал к Джонсу; иной раз это меня даже удивляло. Может быть, он думал, что слава отъявленнейшего волокиты, ходившая кругом о Джонсе (насколько справедливо — пусть решает читатель), должна оттолкнуть от него девушку примерной скромности. А может быть, его подозрения были усыплены поведением Софьи и самого Джонса, когда им случалось бывать всем вместе. Наконец, и главное, он был твердо уверен, что у него нет соперников. Он воображал, что знает Джонса насквозь, и питал к нему глубокое презрение за недостаточную заботливость о собственных интересах. Он не допускал и мысли, что Джонс может любить Софью; а что касается корыстных соображений, то, по его мнению, они не могли играть большой роли у такого глупца. Кроме того, Блайфил предполагал, что связь Джонса с Молли Сигрим все еще продолжается, и был убежден, что она кончится женитьбой. Надо сказать, что Джонс любил его с детства и не имел от него никаких тайн, пока поведение Блайфила во время болезни мистера Олверти окончательно не отшатнуло его от сверстника; ссора, возникшая между ними по этому поводу и еще не улаженная, была причиной полного неведения Блайфила об изменении прежних отношений Джонса и Молли.
По всем этим причинам мистер Блайфил не видел никаких препятствий для успешного завершения своего сватовства к Софье. Он решил, что поведение Софьи ничем не отличалось от поведения любой барышни во время первого визита жениха, и оно вполне соответствовало его ожиданиям.
Мистер Вестерн позаботился подстеречь жениха при выходе его от невесты. Сквайр нашел Блайфила в таком приподнятом состоянии от успеха, таким влюбленным в дочь его и довольным оказанным ему приемом, что на радостях пустился приплясывать, скакать и выделывать по зале самые странные курбеты, ибо совершенно не умел сдерживать своих страстей и всякое овладевшее им чувство толкало его на самые дикие выходки.
Сейчас же после отъезда Блайфила, который должен был предварительно выдержать сотню поцелуев и объятий Вестерна, добрый сквайр отправился к дочери и, найдя ее, осыпал самыми восторженными похвалами, предложил ей выбирать какие угодно платья и драгоценности и объявил, что отдаст все свое богатство, лишь бы сделать ее счастливой; затем снова и снова ласкал ее, не скупясь на проявления своих чувств, называл самыми нежными именами и поклялся, что она его единственная радость на свете.
При виде этого порыва нежности, причина которого была ей совершенно неизвестна (такие порывы были не редкостью у сквайра, хотя нынешний отличался особенно бурным характером), Софья подумала, что, пожалуй, не встретит более благоприятного случая открыть свои чувства, по крайней мере в отношении мистера Блайфила, тем более что рано или поздно ей все равно не миновать объяснения. Итак, поблагодарив отца за всю его доброту, она прибавила с невыразимо нежным взглядом:
— Так это правда, что для моего дорогого папы нет большей радости, чем видеть свою Софью счастливой?
Вестерн подтвердил свои слова клятвой и поцелуем; тогда, схватив его за руку и упав на колени, Софья, после жарких заверений в своей любви и покорности, стала просить его не делать ее несчастнейшей из женщин, заставляя выйти за ненавистного ей человека.
— Я умоляю вас об этом, дорогой папа, — сказала она, — столько же ради вас, сколько и ради себя: ведь вы были так добры сказать мне, что все ваше счастье зависит от моего.
— Как? Что? — проговорил Вестерн, дико смотря на нее.
— И не только счастье вашей бедной Софьи, — продолжала она, — но самая ее жизнь, ее существование зависят от исполнения этой просьбы. Я не могу жить с мистером Блайфилом. Принудить меня к этому браку — значит убить меня.
— Ты не можешь жить с мистером Блайфилом? — изумился Вестерн.
— Не могу, клянусь вам жизнью! — отвечала Софья.
— Так умри и будь проклята! — закричал он, отталкивая от себя дочь.
— Сжальтесь, батюшка, заклинаю вас! — взмолилась Софья, хватая отца за полу кафтана. — Не смотрите на меня так сурово, не говорите таких страшных слов… Неужели вас не трогает отчаяние вашей Софьи? Неужели лучший из отцов разобьет мое сердце? Неужели он предаст меня мучительной, жестокой, медленной смерти?
— Вздор! Не верю! — отвечал сквайр. — Девичьи фокусы! Предам тебя смерти? Глупости какие! Разве замужество убьет тебя?
— Ах, батюшка! Такое замужество хуже смерти. Я не просто равнодушна к нему: я его ненавижу, терпеть не могу!
— Можешь ненавидеть сколько угодно, а все-таки будешь его женой! — закричал Вестерн, подкрепив свои слова таким непристойным ругательством, что мы не решаемся повторить его, и после целого каскада
