— Дело в том, что Дженни… — Его лицо побледнело, и от загара, казалось, ничего не осталось. — Она не моя девушка, Люси. Она моя жена. И я люблю ее. Поэтому сделаю все ради нее. — Стив пожал плечами. — Сделаю все возможное…
Ханиф взглянул на неподвижное лицо Люси и впервые с момента их встречи не мог понять, о чем она думает.
Никто не торопил Мэйсона, но все ждали продолжения.
— Сразу после свадьбы я сказал, что мне необходимо срочно уехать. Это была неправда, Люси. И то, что на самолете больше не было мест, а я с трудом достал себе билет, — тоже. Мой билет был уже давно куплен.
— И что, я должна поблагодарить тебя за это?
— Нет. Дело не в тебе, Люси. Ты замечательная. Любой мужчина был бы горд…
— Но ты слишком любил Дженни, чтобы изменить ей?
Он кивнул.
— Я даже себя несколько удивил. У меня, наверное, есть какие-то принципы…
— Принципы? — усмехнулся Хан. Это, должно быть, просто уловка, чтобы расположить их к себе. — А двоеженство — случайно, это не преступление?
— Не очень серьезное. Максимум — условное наказание.
— Ты все проверил, да? Но мне кажется, что ты слишком оптимистично настроен.
— У него есть жена, Хан. И ребенок скоро родится. Я уже поговорила с адвокатом по поводу развода. Но теперь брак могут просто аннулировать. Это все, что я хочу. — Голос Люси дрожал, но она держалась так, будто все это ее не волнует.
— Развод?
Она пожала плечами.
— Извини, Хан. Тебе придет немаленький счет за телефонные переговоры. А сейчас еще получается, что у меня нет и мужа, которому ты мог бы послать этот счет.
Ее слова, ее вид были мрачными, но глаза… глаза смеялись.
— Мисс Форестер хочет продать свою половину акций «Бухейра-Турс», Захир. И тебе, выпускнику Гарварда, и адвокату нашей туристической индустрии, наверное, будет интересно инвестировать средства в такую перспективную компанию.
— Мне будет очень приятно иметь такого партнера… — оживился Мэйсон.
— Конечно, будет, — сказал Ханиф, обрывая его на полуфразе. — Однако закон Рамал-Хамра не позволяет преступникам получать выгоду от своих преступлений. Твои средства будут конфискованы и проданы, чтобы покрыть кредиты, которых, я уверен, немало.
— Вы собираетесь депортировать меня? — Стив был в ярости.
— Депортировать? Напротив, мы депортируем твою жену. Беременная или нет, она участвовала в этом. Была твоим сообщником…
— Хан, ты обещал!
— …но ты, Мэйсон, останешься в Рамал-Хамра, пока наш суд не решит, что с тобой делать.
— Хан, пожалуйста…
— Не защищай его, Люси. Этот человек украл твои деньги и почти украл твою жизнь. Сейчас он раскаивается, но если я его отпущу вот так, то много ли времени, ты думаешь, у него уйдет, чтобы найти другую беззащитную женщину и также предать ее? И насколько снисходительной будет она, выдвигая обвинения против Мэйсона, если, конечно, останется в живых?
Люси уставилась на Ханифа.
— Ты дал слово позаботиться о Дженни Сандерсон.
— И сдержу его. Ее вернут на родину за мой счет, что она, кстати говоря, вряд ли сделала бы для тебя.
Люси отвернулась, злясь на него. Или, скорее, на себя. Она почему-то чувствовала себя виноватой в их преступлениях, и это было ей противно.
— Захир, — продолжал Ханиф, — как только ты передашь мистера Мэйсона властям, возьми «Бухейра-Турс» под контроль. Мы не можем допустить, чтобы наши туристы ждали разрешения ситуации.
— Ваше высочество… — От радости Захир с трудом говорил. — Его Величество, эмир, ваш отец…
— Я приеду в Румала, Захир. А здесь тебя больше ничего не держит.
Глава десятая
Люси смотрела из окна самолета, который подъезжал к терминалу аэропорта. Она старалась думать о чем угодно, только не о Ханифе.
Она осталась у его сестры Милли, ожидая, пока восстановят ее документы. Познакомилась с его матерью, бабушкой. Ее принимали как почетную гостью.
Интересно, знали ли они, что с ней случилось? И сколько для нее сделал Ханиф? Люси не могла спросить его об этом. Она не видела его с тех пор, как перебралась к Милли. Та рассказала ей о планах Ханифа возобновить карьеру дипломата. Он уезжал в Нью-Йорк и брал с собой Амейру, что немало порадовало Люси.
— Мы с Амейрой пришли проводить тебя до аэропорта.
— А…
Как глупо было с ее стороны надеяться, что он приехал просить ее остаться. Он тоже уезжал. Возвращался к жизни, так же, как и она.
Всю дорогу в машине девчушка взволнованно говорила о Нью-Йорке, не давая никому вставить и слова. И только в аэропорту, когда Амейра отвлеклась на самолеты, у Люси и Ханифа появилась возможность поговорить.
— Ты все еще на меня злишься, Люси?
— Злюсь?
— Ты думаешь, я слишком жестоко обошелся с Мэйсоном? — (Она безразлично пожала плечами.) — Он должен понять, что за свои поступки надо отвечать.
— Тогда я тоже должна быть в тюрьме. — Она повернулась и внимательно посмотрела на него. — Я мечтала о сказке. Хотела быть женщиной, на которую смотрели бы мужчины вроде Мэйсона. И если бы я не была такой жалкой, ничего бы не случилось. Он не оказался бы за решеткой.
— Ты не жалкая, Люси. Я не знаю человека добрее тебя. — Он взял ее руки. — Ты даже слишком хороша. И мне кажется, что не стоит тебя отпускать.
Люси помотала головой, пытаясь противостоять ему.
— Что будет с той женщиной и ее ребенком?
— Дженни Сандерсон? Почему ты заботишься о ней больше, чем о себе? — Он не хотел говорить о них, не хотел говорить о прошлом. Только о будущем.
— Это могла быть и я, — горько произнесла она. — Я чувствую себя ответственной.
— Нет, Люси. Они сами в ответе за то, что сделали.
— Ты однажды сказал, что не можешь мне ни в чем отказать.
— Но не на этот раз. В этом случае я непоколебим. — После небольшой паузы он мягко сказал: — Тебе правда надо уезжать?
— Мне надо продать дом, Хан. Расплатиться с долгами. Определиться в жизни. И это будут не фантазии, а что-то настоящее.
Это и есть настоящее, хотел он сказать. То, что я чувствую, то, что чувствуешь ты… Она подняла голову.
— Я постараюсь поступить в университет.
— Хочешь стать специалистом в области французской литературы?
— Нет. Я уже не та девочка. Я думала, чем заняться…
