– Я обнаружила опухоль в груди, – говорила мать с экрана. Но чья-то спина почти закрыла от Джесс изображение на экране. Как отчаянно она ни старалась увидеть картинку, как ни пыталась заглянуть за эту спину, ничего не получалось.
– Я сама виновата, – прошептала она судье Харрису, который сидел рядом с ней. – Если бы я пошла к доктору в тот день вместе с ней, как я обещала, она бы не пропала.
В следующее мгновение она уже оказалась на улице, готовая подняться по ступенькам резного дома, когда на углу улицы остановилась белая машина, из нее вышел мужчина и направился прямо к ней, его лицо оставалось в тени, руки вытянуты в стороны. Она взбежала по лестнице, чувствуя, что он следует за ней по пятам, стала лихорадочно нащупывать пальцами замок. Но замок оказался сломанным. Она изо всех сил потянула за сетчатую дверь, почувствовала, что пальцы соскальзывают с дверной ручки, знала, что смерть находится совсем рядом.
Джесс вздрогнула и села на пол, обливаясь холодным потом, прерывисто и с трудом дыша.
Она не сразу сообразила, где находится.
– О Господи! – простонала она, увидев рядом с собой на белом пушистом ковре Дона, который мирно спал; в камине за предохранительной сеткой догорали угольки, жалкие остатки жаркого пламени. – О Господи! – снова прошептала она, скидывая с себя одеяло, которым он, видимо, прикрыл ее. Она собрала свою одежду, валявшуюся рядом. Как она могла позволить случиться тому, что произошло между ней и Доном?
«Люблю тебя», – все еще звучали в ее ушах его слова.
Я тоже тебя люблю, хотелось ей теперь сказать ему, но она не могла этого сделать, потому что она его не любила, не любила так, как он любит ее. Она использовала его, использовала его чувства к себе, его глубокую привязанность к ней, использовала его любовь, которую он питал к ней и которая не проходила. Ради чего? Ради того, чтобы она на несколько минут почувствовала себя лучше? Не так одиноко? Не так испуганно? Затем, чтобы опять причинить ему боль? Снова разочаровать его? Точно так же, как она разочаровывает и причиняет боль всем другим людям, которые любят ее.
Дрожащими руками она натянула на себя штанишки и бюстгальтер. Ее начало трясти, она дышала все еще с большим трудом, как будто ее обвил гигантский удав и теперь постепенно душит в своих кольцах. Джесс, шатаясь, поднялась на ноги, натянула через голову свитер, отчаянно стараясь согреться.
Упав на диван, стоявший позади нее, она подтянула коленки к груди и обхватила свои ноги, все ее тело постепенно начало неметь.
– Нет! – негромко вскрикнула она, не желая будить Дона, эгоистично думая о том, чтобы он проснулся сам, обнял бы ее, отогнал от нее кошмары.
Глубоко дыши, говорила она себе, а невидимый удав усиливал свою гибельную хватку, распространив свои кольца от кончика пальцев до шеи, совершенно прерывая ей доступ воздуха. Она мысленно увидела холодные глаза змеи, увидела ее раскрытую вожделенную пасть, почувствовала, как окончательно сдавливается ее грудная клетка.
– Нет, – задыхаясь, вымолвила она, стараясь побороть подступившую тошноту, борясь с воображаемым мучителем. – Нет!
Вдруг она увидела лицо Адама, услышала его голос. «Не сопротивляйтесь, – говорит он ей. – В следующий раз, когда у вас начнется такой приступ, не боритесь с ним. Отдайтесь полностью во власть этого приступа».
Что он хотел этим сказать?
– Что, собственно, может произойти плохого? – спросил он тогда.
– Меня вырвет, – ответила она ему.
– Ну и что такого, что вырвет?
«Я этого боюсь», – подумала она теперь.
Думаю, что вы боитесь смерти, – припомнила она его слова.
«Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне»!
Отдайтесь течению приступа, – говорил он. – Не боритесь с ним, покоритесь ему.
Тот же совет, сообразила Джесс, который давал инструктор по самообороне.
Когда на вас кто-то нападает, не сопротивляйтесь, сближайтесь с ним вплотную.
Наносите удар, когда сблизитесь.
– Поддайтесь течению приступа, – повторяла она вновь и вновь. – Поддайтесь течению приступа. Не сопротивляйтесь. Поддайтесь течению приступа.
Что может произойти плохого?
Ну и что такого, если и вырвет?
Ну и умрете.
Она чуть не рассмеялась.
Джесс перестала сопротивляться. Позволила паническому чувству охватить все свое существо. Она зажмурилась от головокружения, появившегося у нее, от которого она могла повалиться на пол. Ее затошнило, она почувствовала состояние бреда, не сомневалась, что в любой момент может потерять сознание.
Но она не потеряла сознание.
Она не умерла.
Ее даже не вытошнило. Она поняла это с возрастающим удивлением, чувствуя, как сдавленность в
