— И? — Голос Джаго отвлек ее от воспоминаний о тех страшных минутах, когда она стояла у их могилы, любя и ненавидя их одновременно.
Ей было жаль, что она не могла видеть его глаз и прочитать по ним его мысли. Вне мира визуальных сигналов она чувствовала себя потерянной. В темноте она не могла изобразить на лице холодно-вежливую улыбку, которую применяла всякий раз, когда кто-то подходил слишком близко.
В темноте у нее не было маски, за которую она могла спрятаться.
— Ведь должно же было что-то произойти дальше, — настаивал Джаго. — Ты не из тех, кто мирится с поражением.
— Ты не только герой, но еще и умный, — сказала она, опуская голову на его теплое плечо.
У нее не было маски, но его голос был теплым и обволакивающим, как расплавленный шоколад. И, подобно этому лакомству, его следовало принимать только маленькими порциями, потому что утешение, которое он дарил, было иллюзией.
Она не должна поддаваться самообману. На рассвете волшебные чары развеются, как всегда происходит в сказках, но сейчас, в темноте, в его объятиях, она чувствовала себя в безопасности.
— Так что же было дальше? — не унимался Джаго.
Похоже, он действительно хотел знать, что она сделала дальше. Возможно, это было к лучшему. Иллюзии были созданы специально для того, чтобы их развеивать, и чем раньше она это сделает, тем лучше.
— Ты абсолютно прав. Дальше всегда что-нибудь бывает.
— Ты уклоняешься от ответа.
— Да?
А кто бы на ее месте не стал?
— Так вот, бедная богатая девочка начала искать того, кто ее полюбит, — сказала она. — Скажет доброе слово, обнимет, пожалеет. Трогательно, правда?
— Сколько тебе тогда было? Восемнадцать? — предположил Джаго. — Не думаю, что это было для тебя трудно.
— Да. Рядом со мной всегда были желающие утешить меня. Найти такого человека было не трудно, а вот удержать — совсем другое дело. — И теперь, став взрослее и мудрее, она точно знала почему. — Назойливые прилипчивые женщины, жаждущие любви, пугают мужчин до смерти.
— Да, мы, мужики, вообще жалкие, презренные трусы.
Майри покачала головой.
— В этом не было их вины. Все они были очень молоды и жаждали легких развлечений. Секса без обязательств.
Тогда она этого не понимала, а когда наконец поняла, это ее сломало.
— Думаю, ты слишком строга к себе.
— Да? Лично я так не считаю.
— Для женщин не существует секса без обязательств.
— Сейчас ты ссылаешься на старую поговорку о том, что мужчины дают любовь за секс, а женщины — секс за любовь.
— Не уверен, что такие сложные вещи, как отношения между полами, могут уместиться в одну фразу.
— Могут, когда ты только что сдал выпускные экзамены и весь мир у твоих ног. Ни один молодой человек, у ног которого лежит весь мир, не захочет обременять себя ребенком.
— Ты была беременна?
Джаго внезапно замолчал. Она знала, что так и будет?
— Это был мой последний шанс. Я думала, что, если рожу мужчине ребенка, он не сможет меня оставить. Как глупо, несправедливо, безответственно с моей стороны, не правда ли?
— Люди совершают безумные поступки, когда они несчастны, — сказал он.
— Не ищи мне оправданий, Ник. Использовать ребенка… — Она пожала плечами. — Разумеется, мой бойфренд настоял на том, чтобы я прервала беременность, и, как я тебе уже сказала, я бы сделала все…
— Где сейчас этот ребенок?
— Ты полагаешь, что я не избавилась от него? — Как великодушно с его стороны. Как незаслуженно…
— Хочешь сказать, что избавилась?
Внезапно Ник затаил дыхание, и Майри показалось, что мир перестал существовать.
— Я никак не могла принять решение. Это было моим наказанием, — наконец произнесла она. — Но все разрешилось само собой. Однажды, переходя дорогу перед клиникой, я почувствовала нестерпимую боль в животе и упала прямо перед проезжающей машиной.
В темноте она услышала, как сердце Джаго учащенно забилось.
— Ты потеряла ребенка?
— Да, но не из-за несчастного случая. Водитель той машины спас меня дважды. Во-первых, вовремя затормозил. Во-вторых, понял, что со мной что-то не так, и вызвал «скорую».
— Тебе было так больно? У тебя была внематочная беременность?
Майри кивнула.
— К счастью, Иво тогда не было в городе, и к его возвращению я уже была дома и все закончилось.
— Ты потеряла ребенка и ничего ему не сказала?
— Иво и так тащил на своих плечах тяжелый груз, и мне не хотелось доставлять ему лишних беспокойств. К тому же мне было так стыдно…
— Ты ничего не сделала.
— Я думала об этом, Джаго. Я была в таком отчаянии.
Что-то пробормотав себе под нос, он сказал:
— А тот парень, который потребовал, чтобы ты сделала аборт? Где был он, когда все это произошло?
— Должно быть, пил пиво в баре, скрестив пальцы на удачу, — предположила она, затем пожала плечами. — Нет, это несправедливо. Узнав о случившемся, он тут же примчался в больницу, но я больше не хотела иметь с ним ничего общего. Мне было невыносимо видеть облегчение, которое он испытывал, встретиться лицом к лицу с тем, что я сделала.
— Ты ничего не сделала, — ответил Джаго, заключая ее в объятия.
Он думал, что она снова заплачет? До этого она плакала от облегчения. Это была нормальная реакция. Но сейчас все было по-другому. Для себя у нее не осталось слез…
— Ты бы никогда не избавилась от ребенка, — сказал он, крепче прижимая ее к себе, затем повторил снова и снова.
Это было то, о чем она всегда мечтала. Полное понимание. Прощение. Именно поэтому она никому ничего не рассказывала.
Она не заслужила такого утешения. Никто, кроме нее самой, не был виноват в том, что она забеременела. Это была ее ноша. Ее потеря. И она отстранилась.
— Как ты определил, что у меня была внематочная беременность? — спросила она. Как много мужчин знали, что это такое?
— Мой дед был врачом и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Возможно, я сделал бы это, если бы однажды он не взял меня с собой в Египет… — На мгновение он замолчал, словно перенесясь туда, где был счастлив, затем продолжил: — Я помню его рассказ о пациентке, которая чуть не умерла. У нее была невыносимая боль, и она тоже потеряла ребенка.
Боль она совсем не помнила. Только ощущение пустоты, которое преследовало ее с тех пор.
— Что с тобой было потом, Миранда?
— Нетрудно догадаться. Мои родители, мой бой-френд, даже мой ребенок отвергли меня. Мне оставалось только отвергнуть саму себя, поэтому я перестала есть. — Внезапно ей расхотелось говорить о себе, и она спросила: — А с тобой?
