хватать все, что под лапу попадается — вот он, момент истины! — и прилаживать к делу. Добывать огонь, затравливать мамонта, вытесывать каменный топор… Но человек взрослел и умнел. Он погружал себя в искусственно созданную среду собственных открытий, которые стремительно мельчали, вырождаясь в рацпредложения — порой ненужные, и все меньшее поле деятельности оставалось реликтовому рефлексу. Не оный ли рефлекс удостоился пренебрежительной клички «фантазия»?.. Вскоре сделалось хорошим тоном походя пинать его, загонять вглубь, вуалировать и скрывать, как стыдный атавизм. И вот уже фантастику записали в жанры третьего сорта, фантазеров — в блаженные, изобретателей — в чудаки. Вспомним: ведь и Тимофеев слыл в кругу друзей изрядным чудаком, и мнения этого не придерживались лишь девушка Света и Николай Фомин. И врожденный, исконно присущий живому существу рефлекс задремал, отчаявшись дождаться благодарности от разума, им же выпестованного. И трудно стало пробудить его от миллионнолетней дремоты. А надо… Потому и пошли плодиться и размножаться всевозможные теории решения изобретательских задач, густо замешанные на фантастике, с которой в сумятице буден как-то позабыли содрать ярлык пересортицы. Потому и приобрело слово «чудак» уже не ругательный, а скорее ласкательный смысл. Но спит обиженный прогрессом рефлекс. Чуть приоткроет дремотно-мутный глаз, чутко зыркнет по сторонам, потянется, зевнет — и заработали на благо человечеству электроны, и расщепилось во вред ему же атомное ядро… А рефлекс опять уснул — до лучших времен.
— Тупица! — уже вслух выругал себя Тимофеев и остановился.
Он держал в руках недавно приобретенную в «Детском мире» новомодную игрушку — вычислительную машину для подрастающего поколения. Из нутра машины торчала знакомая уже кофемолка. Тимофеев потряс полуразобранной конструкцией, и та постыдно загремела.
— Вообще-то это мысль, — отметил Тимофеев. — И не самая дурная в моем положении. Беру свои слова обратно. Сейчас мы это безобразие закрепим, чтобы не сильно бренчало… впаяем парочку микросхем, если найдутся… и все это безобразие должно заработать.
Нет нужды подробно списывать, что произошло дальше, разумеется, «безобразие» заработало. Что ему осталось в руках народного умельца?
4. Что было вечером
Когда девушка Света привела в комнату Тимофеева слабо упирающегося Фомина, хозяин сидел на диване, хлебал кофе из поллитровой кружки и блаженно улыбался. Он был закутан в одеяло, изо рта вырывался кисейным парок, на окнах серебрилась изморозь.
— Витенька! — горестно вскричала Света. — Ты с ума сошел! Ты же заработаешь воспаление легких!
И она кинулась открывать окно, попутно убавив прыти у разгулявшегося холодильника. В комнату клубами ворвался горячий воздух с улицы.
— Проходи, Николай, садись, — гостеприимно сказал Тимофеев. — Я тебя спасать буду.
В тусклом взгляде Фомина блеснули искорки надежды.
— А как ты меня спасешь? — спросил он, придав голову всевозможное спокойствие.
— А вот уж знаю как, — похвалился Тимофеев. — Видишь этот прибор? Не простая получилась штуковина. Амуроскоп называется.
— Непонятно, но здорово, — сказала девушка Света, поудобнее устраиваясь в теплом потоке, струившемся через подоконник. — Это прибор для глубинного зондирования реки Амур в поисках исторических ценностей?
— Отнюдь. Это прибор для поиска невест. Подходишь к нему, набираешь на клавиатуре текущую дату, плотно сжимаешь правой рукой корпус детектора, считаешь про себя до десяти и на табло высвечиваются имя и прочие параметры своей суженой.
— Невестоискатель, — недоверчиво хмыкнул Фомин. — А если я левша?
— Только правой рукой! Иначе получишь параметры человека, брак с которым тебе наглухо противопоказан.
— А можно мне? — азартно спросила Света.
— Тебе? — Тимофеев непонимающе замигал. — Зачем? Я же и так здесь!
Света притихла, оценив всю опасность такого эксперимента.
— Этим ты меня не спасешь, — уныло сказал Фомин. — Нужна мне какая-то там незнакомая суженая… Ну, сыщешь ты мне кандидатуру, допустим. А сердцу-то как приказать?
— Не надо суесловия! — запротестовал Тимофеев. — Потом обсудим детали. Ты только не брыкайся, а делай свое дело. Набирай, сжимай и считай.
Фомин тягостно вздохнул. Ему очень хотелось повернуться и уйти в сумерки, чтобы там в одиночестве погрузиться в сладкую боль воспоминаний. Но ему было стыдно обижать друзей, которым оказалась так небезразлична его холостяцкая судьба. Да и до сумерек было еще далеко.
— Хорошо, — сказал он. — Будь по-вашему. Но учти, Тимофеев, — это ничего не изменит.
Он подошел к амуроскопу, набрал дату и наложил широкую ладонь на корпус детектора, еще утром бывшего тривиальной кофемолкой. Прикрыв глаза, он беззвучно шевелил губами. И все эти десять томительных секунд Тимофеев и Света не дышали.
Что-то щелкнуло, и на табло прибора засветились буковки. Фомин присмотрелся, а его лице проступила печальная улыбка.
— Ну же! — не вытерпел Тимофеев. — Читай вслух!
— Софи Лорен, — произнес Фомин. — Год рождения… ну, в общем, она почти вдвое меня старше. Место проживания в данный момент… Сознайся, Тимофеич, что на этот раз ты уподобился Иоганну Элиасу Орфиреусу. Тот в восемнадцатом веке пылил окружающем мозги своим вечным двигателем. А ты решил надраить мне клотик амуроскопом.
— Коля, — застонал Тимофеев. — Это даже обидно! Я никогда никого не обманывал! Принцип действия амуроскопа прост до смешного. Фиксируем твою биологическую структуру вкупе с моральным содержанием, а затем зондируем указанный период времени в поисках подходящих тебе по темпераменту, духовным запросам и прочим критериям аналогичных структур…
— Вот уж дудки! — вмешалась девушка Света. — Какие критерии могут объединять буржуазную кинодиву и нашего Колю Фомина?
— Нам ли об этом судить? — развел руками Тимофеев. — Поговорить бы с ней, конечно…
Быть может, она всегда мечтала заняться историей, и недоставало ей в жизни надежного мужского плеча!
— Спасибо, Тимофеич, — понуро сказал Фомин, — развеселил ты меня. Интересная получилась игрушка. Ну, я пошел.
— Куда! — Тимофеев поймал его за рукав. — Не подходит Софи Лорен? Нажимаешь красную кнопку «отказ» и топаешь дальше.
Фомин с обреченным видом подчинился.
— Вот еще появилось, — заметил он. — Зовут ее Куку Ле Мбе Нга Нго… тут еще много написано. Сейчас ей восемнадцать, проживает в республике Берег Слоновой Кости. Негритяночка, надо полагать. И примечание: замужем, шестеро детей. Шустрая девчонка… А внизу какие-то цифры непонятные.
— Это процент соответствия ваших структур, — пояснил Тимофеев. — Если он менее семидесяти пяти, кандидатура не фиксируется.
— Понятно. У Софи Лорен было семьдесят восемь, а у этой Куку — девяносто, да только опоздал я к ней… жму «отказ».
— Что мы все за границей ищем? — проговорила Света. — Нельзя ли поближе?
— Я уже упоминал, что это непростой прибор, — сказал Тимофеев горделиво. — Там есть верньер ограничения области зондирования. Сейчас он стоит на бесконечности. Если же установить его на соответствующее деление…
— На две тысячи километров, — произнес Фомин в очередной раз вздохнул. — Ну, поехали дальше…
