уперся о стол, метнул на Николая пронзительно острый взгляд. — Вот тебя, Николай Иванович, Ясман в начальники цеха метит, вместо себя... Говорит, давно пригляделся — и лучшей кандидатуры не видит.
Локтев ссутулился над столом, глубже провалился в кожаное кресло. Ему было непривычно и неловко находиться в необычайной обстановке, когда два партийных секретаря с такой заинтересованностью повели речь о нем, простом операторе с карбамидной установки. Зарипов продолжал говорить, обращаясь и к Николаю, и к Акимову одновременно:
— До сих пор я, к сожалению, мало знал Локтева. Ясман все нахваливал его... Теперь вижу — годен, не подкачает. Только побоевитей голову-то держать надо, не распускать нюни... Жаль, это не совсем моя епархия! Так что, Сергей Семенович, — напрямую обратился к секретарю горкома, — при необходимости прошу поддержать меня и Ясмана. А я со своей стороны обеими руками проголосую за Локтева...
— Что же у себя на парткоме не проголосовал? — недовольно спросил Акимов.
— Решил выждать перед атакой, с вами посоветоваться. Я же сообщил вам ситуацию: считаю, что Рабзин обворовал Локтева, умыкнул его идею в корыстных целях. А воровство чужого ума карать надо...
Акимов посуровел, прежняя теплота спорхнула с лица.
— Виктор Рабзин — скользкий тип, вежливый... Посмотришь, вроде бы подстилку тебе услужливо стелет, а в душе мечтает, как бы подножку подставить... Кстати, есть у него-то поощрения?
— Есть, — ответил Зарипов, — орден «Знак почета».
— Ну вот, а вы захотели голыми руками взять! Вопрос о его пребывании в партии ставить преждевременно, хотя... — Он не договорил, обратился к Локтеву: — Когда начинается бумажная война, то одна бумага рождает другую. В мою бытность говорили, что кадры решают все, теперь, надо полагать — бумага решает? А коль так, заручитесь, Николай Иванович, нужными бумагами и отстаивайте свою правоту, боритесь, молодой человек, боритесь!
— А с кем бороться? — неуверенно возразил Николай, — Бороться-то вроде бы не с кем, если перед вами сижу... Может, мне в обком поехать, как вы посмотрите на это?
— Можешь ехать, конечно... Поезжай, если дело требует. Но оттуда все одно — позвонят мне, а что я могу ответить? Отвечу опять же то же самое, что и говорил: Локтев достоин быть членом партии.
— Я со своей стороны обеими руками проголосую за тебя, — подступил к Николаю Зарипов. — Мы добьемся! Положись на меня...
— Я вам добьюсь! — погрозил пальцем секретарь и мягко, с лукавинкой в глазах снова взглянул на Николая. — Так и быть, поезжай-ка ты в обком, доказывай свою правоту, только, чур, — со мной ты не советовался, на беседе не был. И еще, зайди непосредственно к секретарю обкома, а не к тестю Рабзина... Теперь понятно?
— Вас понял! — по-солдатски отрапортовал Локтев, почувствовав негласную поддержку одного и открытую — другого.
Возбужденный встречей в горкоме, с воскресшей готовностью постоять за себя Николай примчался домой, сбросил рабочий пиджак, выхватил из шкафа белую полотняную рубашку, натянул новый, для праздничных выходов, костюм и, не дожидаясь Светы, заспешил на автовокзал.
Заглянув в расписание, он убедился, что до следующего рейса целый час времени. Долго и нудно ждать, когда слишком торопишься. Он вышел на автостраду, окаймленную с обеих сторон посадками тополей и акаций. Машин шло много, но ни одна не останавливалась. Основной тракт проходил в объезд города, до него далеко, идти нет смысла — потеряешь время.
С ближней улицы вырулил порожний грузовик. Подъехав к вокзалу, остановился. Люди с чемоданами, суммами, баулами метнулись к нему. Николай был ближе к машине и потому оказался первым. Второпях открыл дверцу, спросил:
— Шеф, не подхватишь? — а сам,уже одной ногой ступил на крыло грузовика.
— В кабине места хватит, пятерку подкинешь и отвались черешня, — показал прокуренные зубы шофер.
— За пятерку я и на такси могу уехать, — не грубо возмутился Николай.
— Ну ехай на такси, чё ж ты в грузовик лезешь?
— Ладно, заплачу, чего там... — согласился Локтев.
Он живо нырнул в кабину, и тут же приглушенный мотор взвыл, рванув машину сходу в карьер. Миновав за городом последний ограничительный знак, шофер поддал газку, машина пошла ровно и быстро, спешно проглатывая серую ленту асфальта. Придорожные посадки слились в сплошную зеленую линию, а широкие равнинные поля за лесополосой завращались вокруг, как патефонная пластинка.
— Эх, дорога — птица-тройка! Правильно подметил старик Гоголь! Куда же ты летишь? Нет ответа... — с пафосом продекламировал шофер, искоса взглянув на попутчика.
— А так ли сказал Гоголь? — возразил Николай.
— Сам читал в школе. Наизусть знал когда-то, — подтвердил шофер. — И вообще, лучше него не скажешь: эх, дорога, пыль да туман!..
Споро отмахали полета километров, на выезде из Устьтамака шофер притормозил у пельменной.
— Не хошь забежать? — спросил Николая. — Я сейчас, моментом. — Сказал и тут же растворился в беспорядочной толпе, что теснилась вокруг пузатых пивных бочек. А еще через минуту Николай увидел, как довольный шофер с двумя пивными кружками в руках вывалился наружу, помятый очередью. Вот он сдунул с края кружки накипь бархатной пены и одним махом опорожнил первую кружку. Со второй медлил, растягивая удовольствие, тянул мелкими глоточками кирпично-темную пивную влагу.
— И не боишься, если ГАИ застукает? — спросил Николай, когда шофер блаженно, по-хозяйски разместился в кабине.
— Ха! Чего бояться, поедем без нарушений, как по половице пройдем! — выпалил шофер, и в кабине густо осел хмельной душок.
— Нельзя же за рулем...
— Много чего нельзя, однако и через «нельзя» делаем, — философски заметил парень. — Башка трещит со вчерашнего, перебрал с дружками. А как пивца глотнул, так и полегчало на душе, замаслилось.
Он вытащил из кабинного багажничка пачку «Беломора».
— Закуривай, если хочешь, — предложил Николаю.
Локтев взял папироску, закурил.
Остался позади Устьтамак. Ловко на малой скорости проскользнули КП. Помолчали.
Молчание быстро надоело компанейскому шоферу. Смачно выплюнул за приоткрытое стекло изжеванную папироску, спросил:
— По делу в область-то или так просто, за покупками?
— Какие покупки, — тихо протянул Николай. — По делу.
— Толкач, что ли? Едешь материалы выбивать или что?
— Да нет, по другим делам, — ответил Николай и опять замолк.
Шофер дотошный попался. Он рассказывал о себе запросто, обнажая всю подноготную. Говорил охотно, вдруг прерывался и сам начинал допытываться, лезть с неуместными вопросами. Проехали не так много, а Николай уже знал, что работает парень в автоколонне второй год, был женат, да характером с женой не сошлись, так что холостой сейчас. Полтора года на отсидке был за мелкое хулиганство.
— Не сам я виноват, — объяснял Николаю разговорчивый шофер. — Шел как-то, гляжу — драка, и я дурак, ввязался. Пьяного меня со всей гурьбой и забрали. Всем ничего, те отгородились, а мне срок врезали, так как выпимши был... Невезучий, значит. Так и отбухал полтора годика. — Хитро ухмыльнулся и добавил: — По правде сказать, не сидел я, так и работал шофером, как на воле. А оно все же в паспорте отметка, клеймо. Ничего, зато мир повидал, жить научился. Сейчас притих, на цыпочках хожу. А ты посмотри заработки мои, скажу — ушам своим не поверишь, почище какого министра заколачиваю. Кроме оклада да премиальных всяких, уральские еще идут да тринадцатая зарплата... Всегда и левый приработок есть. С машиной без денег не будешь сидеть, жить во как можно! — шофер, видимо, закончил исповедальную речь, опять к Николаю: — А все же, зачем в область-то едешь?
— По делу, говорю, — неопределенно ответил Локтев.
— Дел у всех по горло, не подумай плохого, я так просто спрашиваю, без любопытства. Не хошь — не
