знала, что ты не оставишь попыток добраться до них, поэтому за прошедшие недели все хорошенько взвесила. И теперь, Эрик, мне достаточно просто сказать одно словечко, и девочки исчезнут. И тогда уж их не получит никто – ни ты, ни я.
– Ты не сделаешь этого! Не пошлешь же ты их в бега с незнакомыми людьми!
– Эти незнакомые люди возьмут их под свою защиту, и я сделаю все возможное, чтобы они были в безопасности.
Лицо у нее перекосилось. Эрик видел, какой измотанной она выглядит, но жалости у него не появилось.
– Пожалуйста, – прошептала она, – не вынуждай меня отсылать их. Они уже и так потеряли отца. Не делай так, чтобы они потеряли еще и мать!
Разглядев за измученным видом Лили непреклонную решимость, он с обескураживающей определенностью понял, что ее слова вовсе не пустые угрозы. Она фанатично убеждена в его виновности.
Внутри закружил сгусток боли, стремительно нараставший.
– Неужто ты веришь, что я могу обидеть своих дочерей? – хрипло спросил он, сознавая всю тщетность своего вопроса. – Что я такого сделал, что заставило тебя поверить, будто я способен на подобное? Господи, Лили, ведь ты знаешь, как я их люблю!
По ее щекам покатились слезы.
– Единственное, что я знаю, мой долг – защитить их. И я сделаю все, даже если для этого придется отдать их в чужие руки. Не приведи Господь никому пережить тот ужас, что пережили мои дети.
Она повернулась, чтобы уйти.
Быстро шагнув вслед, Эрик заговорил полным отчаяния голосом:
– Скажи хотя бы, как они живут. Ну пожалуйста, Лили! Сделай для меня хотя бы это.
Отрицательно покачав головой, она ушла, оставив его в таком невыносимом одиночестве, которого он никогда еще не испытывал.
Глава 21
ДЖЕННИ: Это Блейк тебе написал? Когда он вернется домой на побывку?
ДЭШ: Письмо не от Блейка. Оно от твоей бабушки.
ДЖЕННИ (взволнованно): От моей бабушки? А я и не знала, что у меня есть бабушка!
ДЭШ: Помнишь всю ту ерунду, что я рассказывал тебе о твоей матери?
ДЖЕННИ (оживившись): Помню. Ты еще говорил, что она была самая славная из всех, кого ты встречал, и что ты до сих пор понять не можешь, как она ухитрилась произвести на свет такое дьявольское отродье, как я.
ДЭШ: Она действительно была славная, Дженни. Но еще я говорил, что она сирота, и вот это было неправдой.
ДЖЕННИ: Неправдой? А почему ты говорил мне неправду, пап?
ДЭШ: Родители твоей матери выгнали ее из дому, когда ей было всего семнадцать. Они были чертовски строгими людьми. А она была незамужем. И беременна тобой.
ДЖЕННИ (озадаченно): Ты хочешь сказать, что тебе и маме пришлось пожениться?
ДЭШ: Я женился на твоей матери, потому что хотел этого. Никаким «пришлось» тут и не пахло. (Опускает взгляд на письмо.) Похоже, твой дед умер в прошлом году, а бабушка понемногу стареет. Ей захотелось увидеть тебя, поэтому она наняла каких-то частных сыщиков, а те разыскали нас. Судя по письму, она приедет послезавтра.
ДЖЕННИ: Ух ты! Не могу поверить. А ты не знаешь, она закручивает волосы в пучок? А пирожки умеет печь?
ДЭШ: Дженни, есть еще кое-что, о чем я должен тебе рассказать. Может, следовало бы сделать это давным-давно, но… даже не знаю… я не смог решиться на это. Полагаю, сейчас мне ничего другого не остается. Твоя бабушка знает правду, и если не скажу я, то это сделает она.
ДЖЕННИ: Ты так смотришь, что я начинаю беспокоиться, папа.
ДЭШ: Извини, Дженни. Буду говорить напрямик, по-другому не получится. Твоя мама была уже беременна тобой, когда я в первый раз встретил ее.
ДЖЕННИ: Но это же бессмысленно. Как это могло… Ты хочешь сказать… ты имеешь в виду, что вовсе не отец мне?
ДЭШ: Боюсь, примерно так.
– Господи, ну какой тупой! – Хани с отвращением захлопнула папку, в которой лежал заключительный сценарий сериала «Шоу Дэша Кугана».
– Надеюсь, это ты не обо мне.
В дверь домика на колесах, где Хани свернувшись лежала на диване, вошел Дэш. На нем были джинсы, ковбойские сапоги и спортивная куртка из твида, ворот его джинсовой рубахи распахнут.
Хотя они были женаты вот уже пять лет, сердце ее странно екнуло, как и в прежние времена, при его неожиданном появлении. Она глядела и не могла наглядеться на это лицо из легенды – эти грубо высеченные черты, такие простые, что казалось, будто их выветрило и прокалило все солнце пустыни.
