стати он должен беспокоиться?
– Вполне!
Эрик поднял юбку, открыв прозрачные светло-голубые трусики. Одной рукой он приспустил трусики, а другой снял с фломастера колпачок. Заметив происходящее, за соседним столом прекратили игру и стали наблюдать за ними. Крупными жирными буквами Эрик вывел роспись на ягодицах девушки – «Эрик» на правой и «Диллон» на левой.
– Жаль, что у тебя нет еще одного имени посредине, – сказал Скотти, бросая плотоядные взгляды.
Эрик взял стакан и сделал глоток. Девушка не шевелилась, и он продолжал на нее смотреть. Влага со стенок стакана закапала на кожу девушки, стекая по округлостям в долину; от холодных капель кожа покрылась пупырышками. Эрик не сводил с нее глаз.
Он легонько похлопал девушку по попке и, подцепив указательным пальцем трусики, натянул их обратно.
– А не смыться ли нам отсюда, Синди?
Эрик передал стакан Тому, бросил Скотти пару двадцаток и направился к выходу. Обычно он даже не оборачивался, чтобы убедиться, идет ли девушка за ним следом. Так было всегда.
« – Позволь мне пойти с тобой, Эрик. Пожалуйста!
– Отстань, коротышка!
– Ну, Эрик, возьми меня с собой. Здесь так скучно!
– Ты пропустишь «Улицу Сезам».
– Последний раз я смотрел «Улицу Сезам», когда был ребенком, болван!
– Когда это было, Джейс? Две недели назад?
– Ты так упрямишься, потому что тебе пятнадцать, а мне только десять. Я прошу тебя, Эрик! Ну пожалуйста. Эрик! Пожалуйста!»
Эрик открыл глаза. Подушка промокла от пота, а сердце бешено колотилось о ребра. Он судорожно вздохнул.
«Джейсон. О Боже, прости меня, Джейсон!»
Простыня прилипла к мокрой от пота груди. По крайней мере на этот раз он проснулся прежде, чем наступил самый кошмарный момент, прежде, чем он услышал тот ужасный крик.
Эрик сел на кровати, включил свет и потянулся за сигаретами. Рядом пошевелилась женщина:
– Эрик?
Он несколько мгновений пытался вспомнить, кто это. Потом все начало постепенно проясняться. Это ж та самая телка – с автографом на заднице. Эрик спустил ноги с кровати, дрожащими руками прикурил сигарету и глубоко затянулся.
– Убирайся отсюда.
– Что?
– Я сказал – убирайся отсюда!
– Но сейчас три часа утра!
– Ты на машине.
– Но, Эрик…
– Да пошла ты…
Девушка вскочила с кровати и стала судорожно подбирать свои вещи. Натянув их как попало на себя, она направилась к двери:
– Ты последняя сволочь, понял? И в постели ты не бог весть что!
Когда дверь за нею захлопнулась, Эрик вновь опустился на подушки. Еще раз затянувшись сигаретой, он уставился в потолок. Если бы Джейс был жив, ему бы сейчас было семнадцать. Эрик попытался представить своего сводного брата семнадцатилетним – коренастого, коротконогого, со школярскими очками на круглом лице. Джейс – неуклюжий недотепа с добрейшим сердцем, считавший, что весь мир клином сошелся на старшем брате. Боже, как он любил этого мальчика! Больше он никого и никогда так не любил.
Эрик вновь услышал голоса. Те самые, что не оставляли его никогда.
« – Ты собираешься взять папину машину, да?
– Да отвяжись ты, зануда!
– Не бери ее, Эрик. Если папа узнает, он никогда не позволит тебе получить права.
– А он и не узнает. Если никто не проболтается.
– Возьми меня с собой, и я ничего ему не расскажу, обещаю!
– А ты и так не расскажешь. Потому что, если ты сделаешь это, я сделаю из тебя отбивную!
– Обманщик! Ты всегда так говоришь, но никогда мне ничего не бывает».
Эрик зажмурил глаза. Он вспомнил, как заключил Джейса в дружеский захват и устроил ему датское натирание, стараясь не причинить боль, – он всегда старался не причинять брату боль – лишь слегка потрепать. Его мачеха Элейн – мать Джейсона – чересчур оберегала мальчика. Эрик из-за этого сильно
