— Оно твое. Посмотри, что там еще.
— Э, поосторожнее! — воскликнул он, когда она выхватила у него бутылку и почти швырнула на пол. — Там определенно что-то есть. И притом не виски.
Хорошенько пошарив внутри, он вытащил толстую трубку фута в три длиной, обернутую грубой коричневой бумагой и перетянутую шпагатом. Шугар Бет тихо вскрикнула. Но Колин выпрямился и покачал головой:
— Непохоже…
— О Господи!
Она потянула к себе рулон и метнулась к окну.
— Шугар Бет, он слишком легкий…
— Я знала, что это здесь! Знала!
Шпагат легко разорвался, и ломкая оберточная бумага, хрустнув под нетерпеливыми пальцами, полетела на пол. Но внутри оказался только пухлый бумажный сверток. Никакого холста. Бумага.
Шугар Бет устало привалилась к подоконнику.
— Дай я взгляну, — тихо попросил он.
— Это не картина.
Он стиснул ее плечо, прежде чем развернуть рулон. А когда заговорил снова, в голосе звучало еще больше благоговения, чем при виде виски.
— Это первоначальный проект оконной фабрики. Самый первый вариант. Сделан в двадцатых годах. Вот так находка!
Для него — возможно. Но для нее…
Она подбежала к шкафу, согнулась в три погибели и сунула руку внутрь. Картина должна быть там! Больше искать, негде.
Пальцы касались холодных досок пола и стен.
Ничего, кроме паутины.
Шугар Бет устало присела на корточки и отодвинула чертежи. Бумага зашуршала. Он встал на колени рядом с ней и, сочувственно обняв за плечи, заправил за ухо светлый локон и провел пальцем по щеке.
— Шугар Бет, тебе не нужна картина. Ты вполне можешь заработать себе на жизнь. Может, не на такую роскошную, но…
— Я должна ее найти.
— Ладно, — вздохнул он, — тогда мы вместе все обыщем. Может, я смогу увидеть то, что просмотрела ты.
— Может быть.
Она так хотела прижаться к нему, что поспешно отодвинулась.
— Мне пора за работу.
— Сегодня можешь отдыхать.
Опять это невыносимое участие. Шугар Бет поспешно вскочила:
— У меня слишком много дел. И я не нуждаюсь в утешениях.
Он всего лишь пытался помочь ей, а она наорала на него, но снова извиняться не было сил, поэтому, спускаясь вниз, чувствовала себя последней негодяйкой.
Остаток дня он провел в своем кабинете. Проходя мимо двери, она слышала приглушенное клацанье клавиатуры. К вечеру она вытащила из морозилки одну из запеканок с таинственным содержимым, сунула в микроволновку, включила таймер и оставила ему записку, что придет утром. И поскольку понимала, что просто не выдержит, если час спустя он появится в каретном сарае, приписала: «У меня колики, поэтому я решила серьезно полечиться. Не беспокоить!»
За весь день она так и не нашла в себе мужества признаться, что увольняется, потому что нашла работу у Джуэл. Не поблагодарила его за доброту. Не сказала того, что должна была…
Снова начало моросить, и Гордон вырвался вперед. Она впустила его в дом, но сама не вошла, а направилась в студию. Открыв дверь и ступив внутрь, она пыталась убедить себя, что все случившееся сегодня не означает конца поисков. Колин пообещал помочь. Может, свежий глаз заметит то, что пропустила она.
Она зажгла верхний свет и оглядела мастерскую: заляпанную краской лестницу, древние банки и кисти. Даже сквозь грязный пластик, которым была затянута утварь, можно было различить густые мазки багряного, застывшие лужицы изумрудно-зеленого, широкие полосы пронзительно-желтого. На большой тряпке, закрывавшей пол, валялись клочки бумаги, окурки, крышка от банки с краской и другой сор, так же неразличимый и вросший в пол, как насекомые, завязшие когда-то в ставшей янтарем смоле. Повсюду была краска. А вот картины нигде не было. И человек, живший во Френчменз-Брайд, никак не хотел покидать ее мысли.
Она стиснула виски ладонями, пытаясь не дать волю отчаянию.
Глава 14
«И когда же вы собираетесь покончить с этим безрассудством?»
Квартирка над «Вчерашними сокровищами» была тесной и убогой, набитой мебелью, которая либо никак не хотела продаваться, либо еще не выставлялась. В единственной комнатке были голые кирпичные стены, два высоких, выходивших на главную улицу окна и раскладной диван. В углу старомодной ванной стояла душевая кабинка, а кухонный закуток мог похвастаться доисторическим холодильником, современной микроволновкой и газовой плитой золотой поры семидесятых годов. Контраст с домом Уинни был разителен, но, хотя она не была здесь счастлива, несчастной тоже себя не считала.
Она отнесла чашку успокоительного чая с травами на специально снятый с витрины французский кофейный столик и уставилась на темный пустой тротуар. Было почти одиннадцать, и магазины давно закрылись. Красная неоновая вывеска на химчистке Ковнера мигала и переливалась под легким дождиком, и фары редких машин отражались в окнах книжного магазинчика Джуэл. В свои тридцать два Уинни впервые жила одна. Правда, не слишком долго. Сегодня была всего вторая ночь.
— Идиотизм какой-то! — возмущалась Джи-джи, ворвавшись сегодня в магазин. — Вчера вечером па заставил меня делать все! Ну просто все! Пришлось убирать на кухне после того, как мы съели пиццу, а потом он велел мне вынести мусорное ведро! Он даже помочь отказался: ушел в кабинет и закрыл за собой дверь! Когда ты придешь домой?
Уинни была так озадачена черным обмундированием и вызывающим макияжем дочери, что даже не сразу ответила. Ее малышка! Как бы Уинни ни жаждала избавиться от обносков из запасов Армии спасения, все же такого не ожидала. Что дальше? Тату и пирсинг языка?
Она поспешно отхлебнула чай. Даже «Сивиллы» не знали, что она перебралась сюда, хотя Донна Гримли, новая продавщица, явно начинала что-то подозревать.
Внизу загорелся красный свет светофора, и из-за угла показалась одинокая фигура мужчины: высокого, широкоплечего… воротник куртки поднят, дождь капает на непокрытую голову.
Это был Райан, и сердце Уинни забилось точно так же, как в детстве. Вихрь желания, которого она не испытывала вот уже долгое время, подхватил ее. И она поднялась из-за стола, чтобы лучше видеть.
Он замедлил шаги, заметил ее и откинул голову, чтобы лучше видеть. Она припала щекой к пыльному стеклу и прижала чашку к груди.
Он резко вскинул вверх большой палец.
«Открой дверь, черт возьми, и впусти меня».
Ее теплое дыхание туманило окно. Когда-то она нарисовала бы на стекле кружок и его инициалы. Теперь же отодвинулась ровно настолько, чтобы покачать головой.
Его гнев долетел до нее выпущенной из лука стрелой: гнев несправедливо обиженного мужа, обремененного неблагодарной женой-истеричкой. Он снова яростно ткнул пальцем в воздух. Она снова покачала головой. Дома на вешалке висел запасной ключ. Райан либо не заметил, либо просто не сообразил, что может им воспользоваться. Капли дождя переливались в его волосах, но он их не стряхивал. Сжав кулаки, он выпрямился, отвернулся и пошел прочь. Быстро. Не оглядываясь. Меряя шагами мокрый тротуар.
