заметила этого. — Просто я хочу… хочу добиться чего-нибудь в жизни, преуспеть…
— Итак, раньше ты терпела постоянные неудачи и наконец решила все изменить, добиться успеха? Похвально… — серьезно сказал Феликс. — Но ты выбрала неправильный путь, Ева. Этот фильм не принесет тебе успеха. И Свен тоже. Он ведь уже поставил тебя в неудобное положение? Признайся, ты успела пожалеть о том, что согласилась! Еще одна ошибка в бесконечной цепи неудач — вот о чем ты думала, когда я приехал за тобой, и о чем ты думаешь сейчас, — с уверенностью сказал Феликс. — И не надо качать головой, я вижу это в твоих глазах.
В Еве словно что-то оборвалось, она мгновенно потеряла контроль над собой:
— Хватит! — закричала она. — Я не позволю! Не позволю!
Ее глаза сверкали, она бешено колотила кулаками по груди Феликса. Руки уже болели, но на Феликса, похоже, ее удары не производили никакого впечатления. Он даже не пошевелился — только губы изогнулись в усмешке. Увидев выражение его лица, Ева окончательно вышла из себя.
— И ты так спокоен! Так чертовски спокоен!.. Откуда ты знаешь, о чем я думаю?! Кто дал тебе право лезть мне в душу?!
Полотенце опустилось еще ниже, но Еве уже было все равно. Все ее мысли были только об одном: как она могла испытывать сильные чувства к столь холодному, равнодушному человеку, как могла так безрассудно влюбиться, словно шестнадцатилетняя девчонка!
— Я тебя ненавижу! — зло бросила она, словно пытаясь убедить в этом саму себя.
— Неправда, — невозмутимо парировал Феликс.
На секунду Еве показалось, что он сейчас развернется и спокойно выйдет. Но вдруг в его лице что-то неуловимо изменилось, глаза потеплели, в них зажегся огонь — жаркое пламя страсти. С лица Феликса сошла маска безразличия.
В мгновение ока Ева оказалась в его объятиях. Слабая попытка борьбы, сопротивления, и… она бессильно прижалась к широкой груди Феликса.
— Я не хочу, чтобы мы ссорились, — прошептал он. — Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня…
— Я ненавижу себя… — чуть слышно призналась Ева. — И, кажется, ненавидела всю жизнь…
— Не говори так, — тихо сказал Феликс и нежно погладил Еву по голове. Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его рук. — Ева, что ты делаешь со мной!
— Я… я не хотела вести себя так, — пробормотала она.
— Знаю, — мягко произнес Феликс. — У тебя действительно выдался трудный день.
— У меня было несколько трудных лет! — поправила Ева и, поколебавшись, добавила: — А день был просто ужасный.
— Зря ты не послушалась моего совета…
— Пожалуйста, не надо меня снова поучать, — умоляюще прошептала она.
— Все, все… Больше не буду. — Феликс провел пальцем по ее щеке. — Ты такая… — он замолчал, подыскивая нужное слово, — такая маленькая, славная девочка…
— Я не девочка, — возразила Ева. — Я взрослая женщина.
— Думаешь, я не знаю? — Феликс улыбнулся. — Просто Джеймс поручил тебя мне, и я все это время старался…
— Совершенно напрасно, — мягко перебила Ева. — У меня есть свои голова на плечах.
— И что же говорит тебе сейчас твоя голова? — Пальцы Феликса скользнули по телу Евы, наслаждаясь его женственными изгибами. — Что ты чувствуешь?
Губы Феликса прильнули к ее шее, рука коснулась груди… Ева отбросила прочь страхи и сомнения. Все потеряло смысл, все забылось — и этот ужасный день, и постоянная борьба с Феликсом, и их ссоры…
Феликс чуть прикусил мочку маленького уха Евы, и она закрыла глаза, дрожа от властно заполнивших ее ощущений. Горло сдавило, в груди с каждой минутой все сильнее разгоралось пламя. Когда его язык пробрался в раковину уха, Ева издала непонятный звук и ухватилась за плечи Феликса, пытаясь сохранить равновесие в бешено завращавшемся вокруг нее мире. Она ощутила дрожь, пронзавшую Феликса, жар и напряженность тела, прижимавшегося к ней.
Внезапно Еве показалось, что она куда-то летит: Феликс легко подхватил ее на руки, и вскоре она уже лежала на удивительно прохладных простынях.
— Если мы сделаем это… — словно сквозь пелену, услышала Ева голос Феликса. — Я не хочу, чтобы ты потом жалела…
— Я не буду жалеть!
Ева с трудом узнала свой собственный голос. Она прильнула к Феликсу, без слов давая понять, как он нужен ей, как она хочет его…
Окружающие звуки казались совершенно неважными. Ни Феликс, ни Ева не обратили никакого внимания на шум гравия, шаги, и даже на звонок велосипеда, раздавшийся снаружи.
Феликс приник к губам Евы, и она почувствовала, что огонь, горящий в груди, разливается по всему ее телу. Он начал целовать ее медленно, наслаждаясь каждым оттенком ласки, каждым мгновением растущей близости. Ева страстно отвечала ему, и вскоре поцелуев стало недостаточно. Она нащупала пуговицы его рубашки — ей хотелось почувствовать тепло его обнаженного тела!
Феликс приподнялся и мягко отстранил ее руки. Без малейшего колебания он рванул рубашку; затрещала рвущаяся ткань, несколько пуговиц отлетело. Одним движением он отбросил в сторону полотенце, которое и так уже почти ничего не прикрывало, и, пожирая глазами обнаженное тело Евы, восхищенно произнес:
— Как ты красива!..
Губы Феликса осторожно коснулись ее груди, и Еву охватили какие-то совершенно незнакомые, непередаваемые ощущения. Она почувствовала, как он осторожно обводит сосок языком, и, застонав, вцепилась в его густые черные волосы.
…Все вокруг исчезло, растворилось. Осталась лишь его близость, жар губ, прильнувших к ее груди. Феликс нежно покусывал сосок, заставляя Еву испытывать восхитительные муки. Его рука отыскала вторую грудь и начала ласкать, медленно, скользя по соску, пока тот не затвердел. И только потом Феликс начал перекатывать розовый шарик между пальцами, наслаждаясь судорогами, пробегавшими по телу Евы.
— Я так хочу тебя!.. — выдохнул он.
— И я хочу тебя, — словно эхо, отозвалась Ева.
Внезапно лицо Феликса исказилось страданием.
— Что случилось? — встревоженно прошептала Ева. — Феликс, если ты думаешь, что я сомневаюсь…
— Нет, дело не в этом.
Он замолчал, и до слуха Евы наконец донеслись стук в дверь и женский голос, зовущий Феликса.
Пробормотав сдавленное ругательство, Феликс поднялся.
— Наверное, Анна пришла. Ничего страшного. Укройся пока чем-нибудь, через минуту я вернусь, — успокоил он Еву.
Он уже хотел уйти, как вдруг Ева, протянув руку, ухватилась за него, как утопающий — за соломинку.
— Феликс… — В ее глазах была мольба.
Он остановился и посмотрел на нее долгим взглядом, в котором, как разочарованно отметила про себя Ева, уже погас огонь желания.
— Я сейчас вернусь, — повторил он. — Подожди меня.
…Ева, завернувшись в простыню, лежала на кровати. Когда он придет, уже не будет так, как раньше, с грустью констатировала она. Анна все испортила!.. Но неужели он обязательно должен был уйти?!
Пока Ева находилась в объятиях Феликса, все было хорошо! Но теперь, когда он больше не целовал и не ласкал ее, она ощущала себя брошенной, ужасно одинокой, а главное… стала сомневаться в чувствах Феликса! Он хотел ее — этого нельзя было отрицать. Такое желание невозможно разыграть. Но… может быть, он отреагировал бы так же на любую другую женщину, застав ее полуобнаженной?
Ева перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Когда до нее донесся смех Феликса и Анны, она поняла, что больше нет смысла лежать здесь одной…
