— Если честно, то я еще не вполне владею азами.
— Мне показалось, что ты говорила о своей любви ко мне.
Настало время это доказать.
Алекс явно провоцировал ее, и Дейзи мысленно посчитала до десяти.
— Я не сентиментальный мальчик, который будет дарить тебе цветы и петь серенады. Ты это знаешь. Я люблю секс. Люблю заниматься им часто и необузданно.
Боже мой! Она ведь напугала его до смерти! Дейзи прикусила губу. Она слишком опрометчиво заметила, что Алекс предсказуем. Надо держать ухо востро. Картофелина и его сородичи научили ее обращению с дикими животными — стоит только поддаться, и ты на лопатках.
— Очень хорошо, — спокойно сказала она. — Что мне надо делать?
— Я уже говорил: раздевайся догола.
— Но я же сказала, что буду тебя любить, так что же ты еще хочешь?
— Я не хочу заниматься любовью. Я просто хочу тебя отодрать!
Вот трус! Сознательно подстрекает ее к скандалу, и, пожалуй, стоит немного попридержать язык, чтобы не попасть в его сети. Если она выйдет из себя, это как раз и будет то, чего он добивается. Надо каким-то образом усмирить его, но сделать это своим оружием и на своем поле. Она слишком любит его, чтобы позволить над собой издеваться.
Поразмыслив, она встала с кровати и начала раздеваться. Алекс не проронил ни слова, молча наблюдая за ней. Дейзи сбросила босоножки, сняла костюм, но, добравшись до бюстгальтера и трусиков, остановилась. Алекс очень возбужден — это ясно видно по его джинсам. Кто знает, на что он способен в таком состоянии. Может быть, стоит его отвлечь? В любом случае она сумеет выиграть немного времени.
После беседы с отцом произошло так много событий, что она не успела поговорить с Алексом об удивительной истории, которую поведал ей Макс. Возможно, если она заговорит о его семье, то усыпит его бдительность и изменит настроение?
— Отец сказал мне, что твой отец был Романов.
— Сними с меня джинсы.
— И не просто Романов. Он сказал, что твой отец — внук царя Николая Второго.
— Не заставляй меня повторять дважды.
Он смотрел на нее столь надменно, что Дейзи легко представила его сидящим на троне Екатерины Великой и приказывающим некоей женщине из рода Петровых броситься в Волгу.
— Еще он говорит, что ты наследник российской короны.
— Угомонись и делай, что я тебе сказал.
Дейзи подавила вздох. Боже, как с ним сложно! Достаточно одного объяснения в любви, чтобы он бросился в атаку. Трудно сохранять достоинство, стоя в одном белье под его пристальным взглядом, но придется. Не стоит больше добиваться ответов на мучившие ее вопросы.
Он насмешливо взглянул на жену:
— Когда будешь снимать с меня джинсы, встань на колени.
Каков подонок!
Его губы вытянулись в узкую полоску.
— Давай!
Дейзи сделала три глубоких вдоха. Она не ожидала, что он поступит с ней так по-свински. Удивительно, к чему приводит человека обыкновенный страх. Он хочет, чтобы она бросила ему в лицо свое объяснение в любви, отказавшись от него. Сколько тигров можно усмирить за один день?
Глядя на надменно прищуренные глаза и раздувшиеся ноздри, Дейзи вдруг ощутила непреодолимую жалость и нежность. Бедный мой возлюбленный! Он пытается справиться со своим страхом единственным доступным ему способом, и ругать его сейчас за этот страх — значит только усугубить положение. О Алекс, что сделал с тобой твой дядя?
Пристально посмотрев ему в глаза, Дейзи медленно опустилась на колени перед мужем. Ее охватила волна чувственности, когда она еще раз увидела, как он возбужден. Даже страх не смог уничтожить его влечения к ней.
Алекс упер руки в бока.
— Черт тебя побери! Где твоя гордость?
Она села на пятки и вгляделась в скуластое лицо с резкими морщинами, очерчивающими решительную линию рта.
— Гордость? В моем сердце.
— Ты позволяешь мне унижать тебя!
Она улыбнулась:
— Ты не можешь этого сделать. Унизить себя могу только я сама.
В комнате повисла хрупкая тишина. У Алекса был настолько истерзанный вид, что Дейзи с трудом выносила это зрелище. Она снова встала на колени и приникла губами к его мускулистому животу. Покусывая Алекса, она расстегнула пуговицу и начала расстегивать молнию.
Алекс покрылся гусиной кожей.
— Я совсем тебя не понимаю. — Голос его звучал устало и глухо.
— Нет, понимаешь. Ты не понимаешь себя.
Схватив жену за плечи, Алекс рывком поставил ее на ноги. Глаза его потемнели от невысказанной муки. Дейзи стало не по себе.
— Что мне с тобой делать? — спросил он.
— Может быть, полюбить меня?
Он шумно выдохнул и впился в губы Дейзи страстным поцелуем. Она чувствовала его отчаяние и свое бессилие помочь ему. Поцелуй захватил обоих и закружил в вихре сумасшедшей страсти.
Она не помнила, разделись ли они сами или раздели друг друга, но спустя несколько мгновений они лежали в постели совершенно обнаженные. Теплая, плотная, почти осязаемая чувственность тугой волной разлилась по ее телу. Алекс целовал ее плечи, грудь, живот. Она развела ноги и не стала противиться, когда он приподнял ее колени.
— Я буду ласкать тебя везде, — глухо проговорил он, дыша на бедро Дейзи.
И он ласкал ее. Боже, как он ее ласкал!
Он не мог любить ее сердцем, но взамен любил всем своим телом, отдавая его с неслыханной щедростью. Страсть переполнила ее существо. Принимая все, что он мог дать, она платила ему сторицей, касаясь его грудью, лаская руками и мягкими теплыми губами.
Когда он наконец приник к ней всем телом, она обняла его ногами и тесно прижалась к нему.
— Да, — прошептала она. — О, да.
Преграды рухнули, и, когда они слились, Дейзи заговорила:
— О да… Так… Глубже… Как я люблю… О да… Вот так..
Она продолжала тихо, нараспев говорить, подогреваемая страстью и инстинктом. Если она замолчит, он попытается забыть, кто она такая, и она превратится в безымянное женское тело — одно из многих. Этого нельзя допустить. Ведь она — Дейзи. Она — его жена.
И она продолжала говорить, тесно прижимаясь к нему и убеждая Алекса в своей неповторимости.
За окном занимался рассвет.
— Это было одухотворенно.
— Ничего одухотворенного, Дейзи. Это был секс.
— Давай снова займемся им.
— Я еду со скоростью семьдесят миль в час, мы не спали и трех часов и все равно опаздываем в Аллентаун.
— Драная тряпка.
— Кого это ты назвала драной тряпкой?
— Тебя.
Он взглянул на жену, и в его глазах заплясали дьявольские искорки.
— Попробуй сказать мне это, когда разденешься.
— Я не стану раздеваться до тех пор, пока ты не признаешь, что это было одухотворенно.
— А что, если я признаю это особенным? Вчера было и впрямь нечто особенное.
Пришлось удовольствоваться этим. Прошедшей ночью было нечто гораздо большее, чем просто особенное, и оба это понимали. Спонтанность любви и поведение после ночи было необычным. Взглянув друг другу в глаза, они не нашли в них ничего тайного и невысказанного.
Утром Дейзи ожидала, что Алекс будет вести себя как обычно, изводя ее придирками и покровительственными замечаниями. Но ничего подобного не произошло. Он был нежен и предупредителен и, казалось, признал свое поражение. Исполненное романтики сердце Дейзи убеждало ее, что, наверное, Алекс все же влюбился в нее, но трезвый голос разума предупреждал, что все не так просто. Однако сейчас она благодарила судьбу и за это.
Дождь разбрызгивал по ветровому стеклу грузовичка крупные, похожие на амеб капли. Утро было хмурое и туманное. Метеорологи обещали дальнейшее ухудшение погоды. Алекс поглядел на Дейзи, и ей показалось, что он без труда читает ее мысли.
— Я не могу тебе сопротивляться, — спокойно произнес он. — Ты это знаешь, верно? Я очень старался притвориться, что могу.
На его лице появилось озабоченное выражение.
— Я не люблю тебя, Дейзи, и ты не представляешь, насколько это для меня грустно, потому что если бы я мог любить, то полюбил бы только тебя.
У Дейзи встал ком в горле, но она заставила себя заговорить:
— Мутация?
— Не надо шутить.
