сходившей с губ улыбочкой. Господи! Как же она ненавидела его! Даже после стольких лет!
Трев милосердно сменил тему, не расспрашивая о подробностях.
– Видела опрос общественного мнения «Ю-эс-эй тудэй» на прошлой неделе? Любимые героини ситкомов? Скутер Браун была третьей после Люси и Мэри Тайлер Мур. Ты даже опередила Барбару Иден.
Джорджи видела результаты опроса, но не могла заставить себя обрадоваться.
– Ненавижу Скутер Браун.
– Ты единственная, кто так говорит. Она икона. Такая нелюбовь не в духе истинных американцев.
– Но сериал не показывают вот уже восемь лет. Почему бы просто его не забыть?
– Может, дело в том, что повторные показы идут по всему миру?
Джорджи подняла очки.
– Когда шоу началось, мне было всего пятнадцать. И едва исполнилось двадцать три, когда отсняли последние серии.
Тревор заметил ее красные глаза, но опять ничего не сказал.
– Скутер Браун – вне времени. Лучшая подруга каждой женщины. Любимая девственница каждого мужчины.
– Но я не Скутер Браун! Я Джорджи Йорк. Моя жизнь принадлежит только мне. Не остальному миру.
– И удачи тебе.
Больше она этого не вынесет. Невозможно бесконечно реагировать на внешнее давление, не отвечая тем же, не борясь с обстоятельствами.
Она еще крепче прижала колени к груди и стала изучать лак на ногтях ног.
– Трев, как ты смотришь на то, что между нами начнется маленький… то есть большой роман?
– Роман?
– Да, у нас с тобой.
Джорджи не могла взглянуть ему в глаза, поэтому продолжала любоваться лаком на ногтях.
– Страстная любовь на глазах изумленной публики. И может быть… – Она мучительно старалась подобрать слова. – Трев, я давно об этом думала… Знаю, ты посчитаешь это безумием. Это и есть безумие. Но если тебе не слишком неприятна эта идея… я подумала… мы по крайней мере можем рассмотреть такой вариант… как свадьба.
– Свадьба? – Тревор вскочил так резко, что опрокинул стул.
Он был одним из самых близких ее друзей, но сейчас Джорджи покраснела от смущения. Это что, еще один позорный момент в ее жизни?
Она разомкнула кольцо рук и вытянула ноги.
– Понимаю, я не имела права сваливаться тебе на голову неизвестно откуда, да еще с таким предложением. И знаю, это бред, настоящий бред. Я и сама так посчитала, когда эта мысль впервые пришла мне в голову. Но если трезво поразмыслить, я не вижу особых недостатков в нашем возможном союзе.
– Джорджи, но ведь я гей.
– Думаешь, я верю этим сплетням?
– Но я действительно гей!
– Значит, ты это так тщательно скрываешь, что почти никто ничего не знает наверняка. – Джорджи опустила ноги с шезлонга и поморщилась, задев едва подсохшую царапину на щиколотке. – Наша свадьба навсегда положит конец слухам. Подумай хорошенько, Трев. Если голубое братство когда-нибудь пронюхает, что ты играешь за их команду, твоей карьере придет конец.
– Считаешь, я этого не знаю? – Он снова потер бритый затылок. – Джорджи, твоя жизнь – настоящий цирк, и как бы я ни обожал тебя, все же не желаю, чтобы меня силком тащили на арену.
– В этом и весь смысл моего плана. Если мы с тобой будем вместе, цирк прекратит свое существование.
Тревор плюхнулся на стул. Джорджи подошла к нему и опустилась перед ним на колени.
– Трев, только подумай об этом. Мы прекрасно ладим. Если мы поженимся, каждый из нас сможет жить своей жизнью, не вмешиваясь в дела друг друга. Представь, сколько свободы ты получишь… получим мы оба. – Она прижалась щекой к его колену, но тут же отстранилась и уселась на корточки. – Мы с тобой не такая странная пара, какой были я и Ланс. У нас с тобой будет традиционный, скучный брак, и уже через пару месяцев пресса оставит нас в покое. Как мне надоело жить под постоянной слежкой! А тебе больше не придется встречаться со всеми этими женщинами и изображать интерес к ним. Ты мог бы видеться с кем пожелаешь. Наш брак стал бы идеальным для тебя прикрытием.
А для нее – возможностью избавиться от публичных выражений жалости. Она вернет утраченное достоинство и приобретет нечто вроде страхового свидетельства, которое надежно воспрепятствует ей еще раз броситься в эмоциональную пропасть ради любимого мужчины.
– Поразмысли об этом, Трев. Пожалуйста.
Пусть привыкнет к этой мысли. Только потом можно упоминать о детях.
– Мы оба будем совершенно свободны.
– Я не женюсь на тебе. Ни за что.
– Я тоже, – пронесся над крышей ужасающе знакомый голос. – Уж лучше бросить пить.
Джорджи снова вскочила и, не веря своим глазам, увидела, как по ступенькам, ведущим с пляжа, медленно поднимается Брэмуэлл Шепард. Наконец он поднялся на верхнюю, губы его чуть подрагивали в хорошо рассчитанной ухмылке.
Джорджи едва не задохнулась.
– Прошу прощения, что прервал столь интересную беседу, – заметил он, прислонившись спиной к перилам. – В жизни не слышал ничего подобного. Трев, почему ты никогда не признавался в своей нетрадиционной ориентации? Отныне я ни за что не покажусь с тобой на людях.
В отличие от Джорджи Тревор, казалось, обрадовался Шепарду и гостеприимно ткнул в Брэма стаканом с «Маргаритой».
– Ты же сам свел меня с моим последним бойфрендом!
– Должно быть, я сделал это под кайфом. – Бывший партнер по работе внимательно изучил Джорджи. – Кстати о кайфе… выглядишь дерьмово.
Ей нужно немедленно отсюда убраться.
Джорджи бросила взгляд в сторону двери, но жалкие искры собственного достоинства все еще тлели в пепле самоуважения. Она не позволит Шепарду стать свидетелем ее бегства!
– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она. – Это ведь не случайное появление.
Брэм кивком показал на стаканы с «Маргаритой».
– Что это вы пьете?
– «Маргариту». Но я уверен, ты помнишь, где я держу выпивку покрепче, – откликнулся Трев, с сочувствием посматривая на Джорджи.
– Позже.
Брэм расположился на шезлонге напротив Джорджи. Песчинки, приставшие к его икрам, сверкали, как крошечные бриллианты. Морской ветерок ерошил его густые золотисто-бронзовые волосы.
Желудок Джорджи прошило знакомой судорогой. Прекрасный падший ангел.
Образ ангела был взят из эссе, написанного известным телевизионным критиком незадолго до скандала, прикончившего одно из наиболее успешных телешоу в истории. Джорджи до сих пор помнила несколько строк:
«Мы все представляем Брэма Шепарда на небесах. Лицо столь совершенно, что остальные ангелы не могут заставить себя изгнать его, хотя он выпил все освященное вино, соблазнил немало хорошеньких ангелиц и украл арфу взамен той, которую проиграл в небесной партии в покер. Мы наблюдаем, как он подвергает опасности всю стаю, когда подлетает слишком близко к солнцу, после чего камнем падает в море. Но весь сонм ангелов останется заворожен полями лаванды в его глазах, солнечными лучами, запутавшимися в волосах, и будет прощать ему все проступки… до тех пор, пока последний опасный бросок не увлечет их всех в грязное болото…»
Брэм откинул голову на спинку шезлонга. В этом положении его безупречный профиль четко
