воскликнул Гейб и зашагал прочь.
Рэчел нахмурилась. При желании Гейб Боннер мог быть весьма проницательным и цепким, словно колючая проволока. Покончив наконец с пуговицами платья, она пошла за Гейбом на кухню. Войдя туда, Рэчел увидела, как он напялил на голову бейсболку и принялся надевать свои солнцезащитные очки, забыв, по всей видимости, что на улице моросил мелкий дождик.
Она подошла к нему так близко, что подол ее платья коснулся его ног. Рэчел едва удержалась от искушения обвить рукой его талию.
— Люди говорят с тобой так, словно боятся, что ты вот-вот распадешься на мелкие кусочки, — сказала она. — Я не думаю, что тебе это на пользу. Это мешает человеку идти по жизни вперед. Ты сильный человек. Это нужно помнить всем, включая тебя самого.
— Сильный! — Гейб содрал с себя очки и швырнул их на стойку. Следом за ними туда же полетела и бейсболка, которая, скользнув по поверхности, упала на пол. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
— Еще как имею, — стояла на своем Рэчел. — Ты в самом деле сильный, Гейб.
— Не путай меня с собой!
С силой вколачивая каблуки в мраморный пол, Боннер обошел Рэчел и зашагал в сторону гостиной.
Рэчел слишком часто оказывалась один на один со своей болью и знала, каково это. Поэтому она и помыслить не могла о том, чтобы оставить Гейба одного. Войдя в комнату следом за ним, она обнаружила, что в ней никого нет, но раздвижные двери на балкон открыты. Подойдя к ним, она увидела Гейба, стоящего на балконе и судорожно вцепившегося в поручень балюстрады. Он смотрел вдаль, на гору Страданий.
Дождь к этому времени заметно усилился, но Гейб, казалось, не замечал падающих сверху струй. Капли блестели у него в волосах, футболка потемнела, пропитавшись влагой. Никогда еще Рэчел не доводилось видеть никого, кто выглядел бы так одиноко. Помедлив немного, она шагнула к нему, под дождь.
Казалось, он не слышал, как она подошла, и потому Рэчел слегка вздрогнула от неожиданности, когда Гейб без всякого предупреждения заговорил:
— Я постоянно держу рядом с кроватью револьвер, Рэчел. И я делаю это отнюдь не для самозащиты.
— О, Гейб…
Рэчел нестерпимо хотелось дотронуться до него, попытаться утешить, но Гейб Боннер был словно окружен какой-то невидимой стеной, сквозь которую она не могла проникнуть. Подойдя к нему совсем близко, она тоже положила руки на перила.
— И тебе совсем не становится легче?
— Одно время вроде бы стало полегче. Но тут появилась ты.
— И от этого все усложнилось?
Гейб заколебался.
— Теперь я уже не знаю, — сказал он наконец. — Но с твоим появлением многое изменилось.
— И тебе это не нравится.
— Боюсь, все обстоит наоборот: мне это слишком нравится. — Гейб наконец повернулся к Рэчел. — Вообще-то у меня такое впечатление, что за последние пару недель я стал чувствовать себя лучше. Ты оказалась довольно сильным отвлекающим фактором.
— Ну что ж, я рада, — слабо улыбнулась Рэчел.
Гейб нахмурился, но было видно, что он вовсе не сердится.
— Я ведь не сказал, что ты была отвлекающим фактором со знаком плюс. Ты была просто отвлекающим фактором.
— Я понимаю. — Платье Рэчел снова намокло, но холода она почему-то не чувствовала. Впрочем, в любом случае на балконе было теплее, чем в доме, где на всю мощь работали кондиционеры.
— Я все время по ней скучаю. — Глаза Гейба впились в лицо Рэчел, голос его стал более глубоким и хриплым. — Почему же тогда я так тебя хочу, что у меня все болит?
Одновременно с его словами откуда-то издали донесся рокот громового раската. Рэчел вздрогнула.
— Я думаю… Я думаю, нас тянет друг к другу от отчаяния, — сказала она.
— Я ничего не могу тебе дать, кроме секса, — пробормотал Гейб.
— Может, именно это мне от тебя и нужно.
— Не может быть.
— Мне лучше знать, что может, а чего не может быть.
Не в силах больше сопротивляться искушению, Рэчел отвернулась от Гейба и отошла от него как можно дальше, к противоположному концу балкона. Тучи на небе заметно сгустились, на горы опустился туман.
— Из меня вытравили все женское, Гейб, — снова заговорила Рэчел после долгой паузы. — В первую брачную ночь муж прочитал мне лекцию о том, что мое тело — сосуд Божий и что он постарается тревожить его как можно реже.
Уложив меня в постель, он ни разу не дотронулся до моей груди и вообще не ласкал, а просто взял и вошел в меня.
Мне было ужасно больно, и я начала плакать, и чем больше плакала, тем счастливее он становился, потому что слезы были доказательством моей добродетели, свидетельством того, что меня в отличие от него не интересуют плотские утехи. Но это было не так. Меня, сколько я себя помню, всегда очень интересовал секс. Так что не надо мне рассказывать, чего я хочу, а чего не хочу.
— Ладно, не буду.
В голосе Гейба было так много сочувствия, что Рэчел посмотрела на него и нахмурилась.
— Не знаю, зачем я тебе об этом рассказываю, — сказала она, — и вообще не могу понять, с какой стати мне пришла в голову мысль о сексе с тобой. При моем-то везении вполне может оказаться, что в постели ты такой же болван, каким был мой муж.
— Может, и так, — сказал Гейб, приподняв в едва заметной улыбке уголок рта.
— А ты был верен своей жене? — поинтересовалась Рэчел, опершись бедрами на перила.
— Да.
— А женщин у тебя было много?
— Нет. Я полюбил мою жену, когда мне было четырнадцать.
При этих словах Гейб заглянул в глаза Рэчел, которая даже не сразу поняла смысл сказанного.
— Ты хочешь сказать…
— Да, у меня была только одна женщина, Рэчел.
— И у тебя никого не было даже после того, как она погибла?
— Как-то раз в Мексике я снял проститутку. Но как только она разделась, я ее прогнал. Вполне возможно, ты права насчет того, что в постели я полный болван.
Рэчел улыбнулась. После слов Гейба ей почему-то стало хорошо и легко на душе.
— И что, больше никого?
— Никого, — сказал Гейб и подошел к ней. — И вот что: пока хватит вопросов.
— Ну вот, а я рассказала тебе грустную историю своей сексуальной жизни. Мог бы, между прочим, быть хоть немного пооткровеннее.
— С тех пор я даже не думал о сексе., хотя прошло уже несколько лет. По крайней мере так было до того момента, когда ты устроила свой небольшой стриптиз.
Глядя на Гейба, Рэчел постаралась скрыть охватившее ее смущение.
— Я была просто в отчаянии. Сейчас я, понятно, не особенно привлекательна, но когда-то меня считали даже хорошенькой.
Гейб осторожным движением заправил мокрую прядь волос за ухо Рэчел.
— Ты очень красивая, — сказал он. — Это стало особенно заметно после того, как ты перестала морить себя голодом. У тебя даже румянец на щеках появился.
— Вот только нос у меня холодный. Ладно, все нормально. Я не напрашиваюсь на комплименты, и не надо мне врать. Мне только хотелось сказать, что когда-то я выглядела очень неплохо.
— Но мне действительно захотелось сделать тебе комплимент.
