что я хочу жениться на твоей маме. Она не считает это хорошей идеей, и мне не хотелось бы, чтобы ты настаивал на этом и тем самым заставлял ее страдать. Я постараюсь ее уговорить, но она в любом случае должна делать то, что считает правильным. И если твоя мама решит, что не станет выходить за меня замуж, то это произойдет не из-за тебя и не из-за того, что ты что-то сделал не так. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Ты не сделал ничего плохого.
Гейб замолчал, чтобы перевести дух.
— Она не выйдет за тебя замуж из-за меня.
— Конечно, все это определенным образом связано с тобой, — медленно проговорил Гейб, — но дело вовсе не в том, что ты в чем-то виноват. Дело во мне. Твоей маме не нравится, что я с самого начала не сумел с тобой поладить, что я плохо к тебе относился. Но это моя вина. Чип, а не твоя. Ты тут совершенно ни при чем.
— Я не такой сильный, как Джейми. — По-прежнему стоя на некотором удалении от Гейба, Эдвард сковырнул с тыльной стороны ладони небольшой струпик. — Я бы очень хотел, чтобы мы с Джейми могли поиграть.
В глазах Гейба заблестели непрошеные слезы.
— Я уверен, что ему бы очень понравилось играть с тобой.
— Он, наверное, мог бы меня поколотить, — сказал Эдвард и сел на землю, словно его не держали ноги.
— Джейми довольно редко дрался. Ему нравилось строить, так же как и тебе. — Впервые Гейб подумал о сходстве этих мальчиков, а не о различиях между ними. И тот, и другой любили книги, головоломки и обожали рисовать, оба могли долгое время развлекать себя сами.
— Мой папа погиб в авиакатастрофе, — сказал Эдвард.
— Я знаю.
— Он сейчас на небе и заботится о Джейми.
От этой фразы Эдварда Гейба передернуло, но он ничего не сказал.
— Жаль, что моя мама не может выйти замуж за пастора Этана или за папу Рози.
— Чип, я знаю, тебе трудно во всем этом разобраться, но я был бы тебе очень благодарен, если бы ты прекратил попытки выдать свою маму замуж за одного из моих братьев.
— Моя мама не выйдет за тебя, потому что у нас с тобой плохие отношения.
Гейб не знал, как на это ответить. Он уже объяснил мальчику, что его вины в этом нет.
— Я не хочу ехать во Флориду. — Эдвард поднял голову и посмотрел на Гейба, но так, чтобы не встречаться с ним глазами. — Если бы мы с тобой подружились, она наверняка бы за тебя вышла, и тогда нам не надо было бы уезжать.
— Не знаю, может быть. Тут есть и другие проблемы, которые не имеют к тебе никакого отношения. Я просто не знаю.
На заплаканном лице Эдварда появилось упрямое выражение. В этот момент он вдруг стал так похож на Рэчел, что Гейб едва не расплакался.
— Придумал! Я придумал! — неожиданно воскликнул мальчик.
— Что ты придумал?
— Как заставить ее передумать и выйти за тебя замуж.
У ребенка был такой уверенный вид, что на какой-то момент в душе Гейба невольно вспыхнула надежда.
— Ну, и как же?
— Ты можешь просто сделать вид, — сказал Эдвард, выдергивая из земли пучки травы.
— Сделать вид? Не понимаю, о чем ты.
— Ты мог бы сделать вид, что любишь меня, — сказал Эдвард и выдернул еще несколько травинок. — Тогда моя мама выйдет за тебя замуж, и нам не надо будет уезжать.
— Я… Я боюсь, что из этого ничего не выйдет.
В карих глазах мальчика промелькнула боль.
— Неужели ты не можешь даже сделать вид, что ты меня любишь? Это ведь будет понарошку.
Сделав над собой усилие, Гейб посмотрел ребенку прямо в глаза, чтобы ложь, которую он собирался сказать, звучала как можно правдоподобнее.
— Но я действительно тебя люблю.
— Нет. — Эдвард отрицательно покачал головой. — Но ты мог бы сделать вид. И я тоже мог бы притвориться. Если мы постараемся как следует, мама никогда не узнает, что мы все это делали понарошку.
Гейб невольно содрогнулся от обезоруживающей откровенности ребенка и посмотрел вниз, на исцарапанные мысы своих ботинок.
— Понимаешь, все намного сложнее. Есть другие вещи…
Но Чип уже не слушал его — он сказал все, что считал нужным. Вскочив на ноги, он теперь жаждал поделиться замечательной новостью с матерью. Гейб и оглянуться не успел, как Эдвард уже припустил по тропинке в сторону леса с криком:
— Мама! Мама!
— Я здесь.
До Гейба донесся голос Рэчел, негромкий, но отчетливый.
Продолжая сидеть на ступеньке крыльца, он прислушался.
— Мама, я хочу тебе кое-что сказать!
— Что, Эдвард?
— Кое-что про меня и Гейба. Мы теперь любим друг друга!
В понедельник утром Рэчел завезла Эдварда в детский сад и, высадив сына, еще некоторое время сидела в машине на стоянке рядом с церковью. Она знала, что ей следует делать, но одно дело — знать, и совсем другое — действовать. Перед отъездом ей предстояло решить много непростых проблем.
Прислонившись головой к боковому стеклу «эскорта», она пыталась заставить себя примириться с тем, что через неделю они с Эдвардом сядут в автобус, идущий в Клируотер. Душу ее сжимала тоска, сердце Рэчел превратилось в кровоточащую рану. Ей тяжело было смотреть на Эдварда, который старался делать вид, будто они с Гейбом, словно по мановению волшебной палочки, стали друзьями. Весь вчерашний вечер мальчик улыбался Гейбу неискренней, вымученной улыбкой. Когда пришло время ложиться спать, Эдвард, собравшись с духом, сказал:
— Спокойной ночи, Гейб. Я правда тебя очень люблю.
Лицо Гейба искривила гримаса боли, но он постарался скрыть свои чувства.
— Спасибо, Чип.
Рэчел злилась на Гейба, хотя и понимала: он лишь делал все возможное, чтобы не травмировать Эдварда. От этого ей еще тяжелее было видеть беспомощность Гейба, и она все больше убеждалась в том, что ее решение уехать из Солвейшн — единственный выход из создавшегося положения.
Укладывая сына, Рэчел попыталась поговорить с ним, но разговор не получился.
— Мы с Гейбом очень друг друга любим, и поэтому нам теперь не надо уезжать во Флориду, — только и сказал мальчик.
На стоянке появилась очередная мама с ребенком и посмотрела в сторону Рэчел. Та замешкалась, пытаясь вставить ключ в замок зажигания.
О, Гейб… Ну почему ты не можешь полюбить моего ребенка таким, какой он есть? И почему твои воспоминания о Черри не позволяют тебе полюбить меня?
Рэчел хотелось упасть головой на рулевое колесо и плакать до тех пор, пока в глазах у нее не останется слез, но она знала, что, позволив себе эту слабость, она уже не сможет взять себя в руки и сделать то, что считала нужным. Кроме того, ей было прекрасно известно, что жалость к себе не поможет ей справиться с теми обстоятельствами, которые делали необходимым ее отъезд из Солвейшн. Она не хотела, чтобы ее сын рос рядом с человеком, который с трудом его — переносил, а сама Рэчел не желала всю жизнь оставаться как бы в тени другой женщины. Перед отъездом, однако, ей надо было закончить еще кое-какие дела.
«Эскорт», повинуясь Рэчел, вздрогнул и покатил со стоянки. Глубоко вздохнув, она направила
