мужчины. Вы сказали, что местных жителей зовут сюррами, что вам нравится это слово – сюрр-р-р. В нем слышится зловещий рокот вулкана, грохот камнепада и много чего еще грозного и предостерегающего. Тогда Костас засмеялся и сказал, что название расы полуразумных ящеров не годится в качестве имени будущему Богу. Но раз вам оно нравится… Можно заменить букву «с» на «м». Получится имя – Мюрр – не менее зловеще и предостерегающе… Господин, а что теперь будет со мной?
– Что… – Повелитель Холода с усмешкой взглянул в лицо предателя. – То, что ты заслуживаешь…
Несколько дней Мюрр прожил в доме один, а потом объявился отец.
– Где Эрберт? – холодно спросил Проклятый.
– Его сожрали сюрры. Живьем, – так же холодно отозвался Мюрр.
Акар пристально глянул сыну в глаза, сканируя разум, но к своему изумлению обнаружил лишь пустоту – словно перед ним стоял новорожденный без единой мысли и воспоминания. Мюрр хорошо подготовился к встрече, упрятав все до последней мысли в тайную «кладовую». Таким способом он хотел уязвить отца, в некотором роде бросить ему вызов, пытаясь хоть как-то отомстить за гибель Костаса. Акар снова и снова прочесывал разум сына в поисках упрятанной «кладовой», но не находил. Нарастала досада, постепенно перерастая в злость.
– Что ты такое устроил, поганец? – прошипел Проклятый.
– Ты о чем? – удивился Мюрр. Внешне он был сама невинность, но Акар остро чувствовал его торжество и… насмешку.
Проклятый переменился в лице. Он вдруг понял, что наглый мальчишка уже несколько лет обманывает его. Страшно даже предположить, какие именно знания хранятся в голове сына! Акара пробрала дрожь. Мюрру сейчас всего пятнадцать, а он уже способен на такое! Что же будет лет через сто?! Возникла паника и острое желание убить – покончить с ненужным отпрыском прямо сейчас. Он машинально глянул сыну в лицо и… не осмелился поднять на него руку. В глазах Мюрра было что-то такое… Не угроза, нет. Скорее, предупреждение, совет: «Даже и не пытайся».
Акар тяжело сглотнул, пробормотал:
– Что ж, пусть так… Я пришлю новых слуг. – Уже у двери он оглянулся через плечо. – Ты придумал себе дурацкое имя, сынок…
Слуг, вернее, служанок было трое, и едва взглянув на них, Мюрр остолбенел – за исключением матери он никогда раньше не видел женщин.
Девушки были из племени трагги. Две из них едва удостаивали его взглядами, мрачно и деловито выполняя положенную работу, а третья…
Внешне ее поведение ничем не отличалось от поведения подруг, но безошибочное чутье подсказало Мюрру – он симпатичен ей. Девушке одиноко, страшно и очень хочется поговорить с ним. Она бледнела и застывала, заслышав доносящиеся раскаты ломаемой землетрясением поверхности. Вздрагивала, когда неподалеку начинал буянить вулкан, с гулким ревом извергая густой столб огня и камней. Едва не разбила кувшин с вином, когда, перекрывая прочие звуки, донесся отчаянный крик съедаемого заживо сюрра.
Мюрр подошел к девушке, положил свои ладони поверх ее тонких, дрожащих на горловине кувшина пальчиков, и сказал ласково, как только мог:
– Не бойся. У дома очень прочная защита. Ему не страшны ни вулканы, ни землетрясения, а сюрры сами боятся… э… меня. По собственной воле они сюда не придут.
Девушка подняла на него черные бездонные глазищи, улыбнулась и собралась ответить, но не успела.
– Ронна! – раздался резкий окрик одной из трагги. – Не смей!
Девушка вздрогнула, виновато посмотрела на Мюрра и юркнула к очагу.
– Что это значит? – повысил голос Мюрр. – Вам запрещено даже разговаривать со мной?!
– Да, Господин, – твердо ответила та, что окликала Ронну.
Мюрр едва удержался, чтобы не начать крушить все подряд. Его остановил взгляд Ронны: напряженный, напуганный. Мюрр стрелой выскочил из дома, разыскал поселок сюрров и долго отрабатывал на них приемы боевой магии, в тщетной надежде выплеснуть свою обиду и отчаяние.
Домой он вернулся, когда стояла глубокая ночь. Вообще, на Миррюэле дни и ночи были почти не различимы. Днем солнце заслоняли темные тучи дыма и пепла, а по ночам вместо солнца светили огненные столбы вулканов. И все же ночь на Миррюэлле была. Порой даже удавалось разглядеть в темных разрывах пылевых туч далекие капельки звезд.
Но в ту ночь Мюрр не смотрел на звезды. Он возвращался подавленный, растерянный, полный мятущейся тоски. Впервые ему в голову закралась мысль, что он не живет, а просто отбывает отпущенное судьбой время в ожидании смерти. Его нет, он не существует. Он так и остался нерожденным – погиб по воле отца от волшебного огня в утробе матери. И теперь он лишь тень, застрявшая навеки между жизнью и смертью.
Мюрр шел, спотыкаясь на каждом шагу, но по мере приближения к дому его все сильнее охватывало новое острое чувство, вернее предчувствие – предчувствие смерти. Оставшееся расстояние он пробежал, ворвался в дом и понял, что опоздал – три девушки-трагги лежали в углу на циновках, где обычно спали слуги. Две из них были мертвы, а Ронна еще жила, но ее взгляд уже подергивался такой знакомой ему льдистой пеленой.
Мюрр торопливо склонился над ней. Он знал, что ему по силам удержать ее на самом краешке небытия и выдернуть обратно. В свое время он вволю натренировался делать это на Эрберте.
– Не бойся, я спасу тебя, – прошептал Мюрр, гладя девушку по спутанным, чуть влажным от предсмертной испарины волосам.
Она через силу улыбнулась в ответ:
– И ты не бойся… Утром… я… вернусь…
Ее слова показались Мюрру бредом. Он отмахнулся от них и крепко уцепился за видимые ему одному тоненькие ниточки ее уходящей души. Он знал, что если завязать узелок вот здесь, и здесь… и здесь… а потом закрепить их вот так, то…
Ронна закашлялась и села, недоуменно оглядываясь по сторонам.
– Не бойся, ты больше не умрешь. – Мюрр снова погладил ее по волосам. Ощущения оказались приятные, словно он гладил шелк.
…Из шелка были платья матери, и Мюрр, будучи ребенком, однажды целых восемь ударов сердца держался за ее подол, пока она не заметила и сердито не оттолкнула его ручонку прочь…
– Ты не умрешь, Ронна, – повторил Мюрр.
Она удивленно взглянула на него.
– Конечно же, умру, Господин. На следующую же ночь.
– Ты можешь называть меня по имени.
– Н-нет, Господин. Всевластный запретил строго-настрого… и…
– Тогда не надо! – Мюрр вспомнил участь Костаса и содрогнулся. – А поговорить мы можем? Просто поговорить? Хоть немного, а?
Девушка обвела нерешительным взглядом мертвые тела подруг.
– Они ничего не узнают, клянусь! – поспешил заверить ее Мюрр.
Они проговорили всю ночь. Ронна поведала ему про трагги и их загадочное проклятие еженощной смерти. Рассказала о Несуществующих мирах. Наплевав на запрет, рассказала про амечи и дейвов, и много-много еще чего. И это была первая из череды самых счастливых ночей в жизни Мюрра…
Утром они вели себя так, словно и не было тайного ночного разговора. На всякий случай Мюрр ушел на весь день из дому и бродил среди душистых зарослей отлипа, отчего у него сладко кружилась голова – запах этих широколистных деревьев дурманил почище иного вина. Раньше он очень редко забредал сюда. Мюрр не любил зыбкое, ускользающее чувство опьянения, когда разум перестает подчиняться тебе. Повелитель Холода предпочитал сохранять ясность рассудка. Но сегодня… Ему хотелось праздника. Хотелось смеяться без причины, забыть равнодушие матери, жестокосердие отца, гибель Костаса и собственную, незавидную участь пленника.
Выйдя из зарослей отлипа, Мюрр случайно наткнулся на незамеченное им ранее селение сюрров – ящеры хоть и не отличались умом, но быстро смекнули, что страшный Сын Бога не любит бывать в
