безжалостный и гневный упрёк.
У Чжу Юаньчжана стон поднимался в груди, когда он думал о Ма и маленьком сыне.
Он познакомился с Ма в доме командующего Го Цзысина, под началом которого прошли первые годы его воинского пути. Ма рано осиротела, и Го Цзысин девочку удочерил. Она выросла в его доме – незаметная, скромная, наделённая чувством собственного достоинства и тихой, застенчивой добротой. Чжу Юаньчжан посватался. Три года прошло с той поры, но и сейчас, когда убедился в предательстве Чэнь Есяна, Чжу Юаньчжан врачевал свои раны любимым воспоминанием. Однажды за пустую провинность вспыльчивый и властный Го Цзысин посадил его под арест и запретил приносить еду. Но разве могла Ма стерпеть, чтобы её супруг голодал? Она пробралась в арестантскую и принесла горячие, только что с пара пампушки. А чтобы никто не увидел, спрятала пампушки за пазуху и так несла, обжигая нежную кожу. Ма сама, без помощи наёмных учителей, научилась читать и писать и не раз, старательней, чем любой чиновник, переписывала его указы и распоряжения. Покидая Хэчжоу, Чжу Юаньчжан назначил свою супругу наместницей. Как никто, Ма сумеет утешить жён командиров и воинов, мудро распределит продовольствие. Но что сможет сделать разумная и отважная Ма, если на город нападут императорские полки? Кучка воинов, оставленных для охраны, женщины, дети и старики – вот и вся её армия.

Чжу Юаньчжан приказал оседлать коня и поскакал к Янцзы. Спешившись, он подошёл к самой воде и долго смотрел на бег торопливых волн. Летом река окрашивалась в цвет неба, недаром её называли Янцзы – «Голубая». Сейчас, во вторую луну, хотя и вступила в силу весна, вода всё ещё сохраняла серый и мутный цвет холодных зимних дождей. Река разлилась широко, волны катились бурливо, стремительно. Дальний берег едва проступал сквозь мглистую пелену и казался навеки отрезанным внушительным строем протянувшихся в линию кораблей и «бороздящих воды драконов» – больших боевых лодок. Суда стояли без парусов, с оголёнными мачтами – недвижные, грозные, готовые по первой команде выпустить тучи стрел. С низких бортов на обе стороны целились дальнобойные арбалеты.
Чжу Юаньчжан дождался ночи. Расположился среди прибрежного ивняка и снова смотрел на чёрную воду и слушал торопливые переговоры волн. Неожиданно рядом послышались осторожные крадущиеся шаги. Кто-то раздвинул ветви.
– Это ты, Ванлу? – не оборачиваясь, спросил Чжу Юаньчжан.
– Я, господин командующий. Простите, что осмелился обеспокоить, но вот ваш плащ. Накиньте, пожалуйста. Ночи холодные, недолго и лихорадку схватить.
– Спасибо за заботу. Смолоду привык обходиться без тёплой одежды, вот и теперь забыл.
На другой день Чжу Юаньчжан велел отобрать по отрядам лучших пловцов, из тех, что выросли у воды или на самой воде, когда вместо дома жильём для семьи служит лодка с каютой.
Собралось не менее пятисот человек.
– Братья, – обратился к воинам Чжу Юаньчжан. – Эту ночь я провёл в прибрежных кустах, неотрывно смотрел на воду, трогал её рукой. Вода холодна, в три раза холоднее, чем тело. И если даже натереть кожу жиром, что делает каждый прежде чем броситься вплавь зимой, вода всё равно обожжёт, как снег в горах. Потом я перевёл взгляд на небо. Исхудавшая луна показалась мне заострённым кривым ножом в руке небесного демона. Вот демон взмахнул рукой, нож вспорол тучу и надолго застрял в ней, погрузив мир в непроглядную черноту. Я не увидел ни кустов, ни воды, ни собственного кинжала у пояса.
Мэнгу ликуют, празднуют над нами победу. Войско Фу Шоу крепко побило нас под Цзицином; Фу Шоу не ждёт, что мы нападём. Но на том берегу плачут в тревоге наши жёны и дети. Кто готов плыть со мной этой ночью, пусть выйдет вперёд. Каждый из вас доказал свою храбрость в боях, и, если не хватит решимости, я никого не ославлю трусом. Я брошусь в воду один.
Чжу Юаньчжан шагнул широко вперёд. Тотчас, словно двойная тень, его движение повторили стоявшие сзади Сюй Да и Ванлу. Навстречу качнулась воя масса собравшихся воинов. Все сделали шаг вперёд, никто не остался на месте.
– Жир заготовлен, верёвку с крюком каждый повяжет вокруг головы, – спокойно, словно речь шла о чём-то самом обычном, проговорил Чжу Юаньчжан, но тот, кто оказался вблизи, увидел, что глаза командующего заблестели, как студёная вода осенью.
Вечером в шатре, когда Ванлу помог Чжу Юаньчжану натереть тело утиным жиром и приготовился натереться сам, Чжу Юаньчжан вдруг сказал:
– Из нас двоих один останется на берегу, и это будет Ванлу – воин храбрый, но годами почти ещё мальчик.
– Осмелюсь просить господина командующего не отдавать подобного приказания. Иначе я вынужден буду ослушаться, и господину командующему придётся приговорить своего оруженосца к смерти, как воина, который нарушил приказ.
В другое время подобный ответ вызвал бы взрыв гнева. Чжу Юаньчжан не терпел беспечного отношения к воинскому порядку. Но сегодня в его душе отбивали дробь победные барабаны. Решимость воинов ринуться в смертный бой предвещала победу. «Все сделали шаг вперёд, ни один не остался на месте», – повторял то и дело Чжу Юаньчжан про себя.
– Что побуждает моего оруженосца высказывать непослушание? – спросил он вслух. – Я готов прислушаться к его объяснениям, если они окажутся разумными.
– Досточтимый учитель велел находиться мне рядом с вами в любом бою. Вот и всё моё объяснение.
– Выходит, веление предсказателя для тебя важней, чем приказ командующего?
Ванлу ничего не ответил, только сложил на груди ладони и склонился до самой земли.
– На кораблях всё спокойно! – прокричали вахтенные, и корабли, словно в волны, погрузились в ночную холодную тьму. Команды отправились спать. Вахтенные заняли на палубах предназначенные места, чтобы без устали вслушиваться, смотреть. Ночь поглотила все краски, заменив чернотой. Одновременно исчезли и звуки – голоса людей, перекличка запоздавших птиц. Остался один неутомимый рокот воды. Река не знала ночного покоя. Бежала, кружилась, билась о берег, перекатывалась через камни. Серп луны вырвался из-за тучи. Быстрый летучий свет коснулся реки, едва успел высветить подвижные гребни и нырнул в воду – туча прикрыла луну, будто ширма. Вновь чернота. Журчание, всплески и рокот волн.
Вдруг словно сотни копий забили по деревянным обшивкам. Это сотни крюков от канатов впились в