одна и та же пища.
Обоим нам говорили, что «пять» означало «пять» и ничего больше, но цифра 5, отраженная в воде или в зеркале, становилась цифрой 2. Отражения порождали довольно забавную арифметику, которая совершенно зачаровывала нас. Возможно, никакого практического значения она не имела, но это было совершенно не важно. «Пять» означало то, что обычно подразумевалось под числом «пять» только потому, что когда-то все так решили, а потом привыкли. В самой цифре 5 не было ровным счетом ничего особенного; можно было придать ей любое значение, какое вам только нравилось, и придерживаться однажды придуманных и принятых вами правил, а можно было идти дальше и изобретать новые правила. С вашей точки зрения, мы, быть может, и тратили время попусту, но нам так не казалось; для нас это было приключением, новой землей, которую еще только предстояло открыть.
Мы с Анной видели в математике не только способ решения насущных проблем. Это была дверь к волшебным, таинственным, умопомрачительным мирам; мирам, где нужно было внимательно смотреть, куда ставишь ногу; мирам, где ты создаешь свои собственные правила и где должен принять полную ответственность за свои собственные действия. Но как же просторно и здорово было там!
Я погрозил ей пальцем.
— Пять плюс два будет десять.
— Иногда это два, — парировала она.
— А потом, может быть, и семь!
— Какая, в конце концов, разница? Кругом сквиллионы миров, на которые стоит взглянуть.
Мы перевели дух.
— Кроха, — распорядился я, — вставай. Я хочу тебе кое-что показать.
Я подхватил пару зеркал с туалетного столика, и мы отправились на кухню. Я зажег газ. Было темно и холодно, но это не имело никакого значения. Наши внутренние топки работали на полную мощность. Я нашел большой лист белого картона и начертил на нем длинную и толстую черную линию. Сомкнув зеркала под углом друг к другу, я поставил их на попа, будто раскрытую книгу, так чтобы толстая черная линия пришлась как раз между ними. Уставившись в середину зеркал, я подправил угол и, затаив дыхание, шепнул ей:
— Теперь гляди.
Она посмотрела, но ничего не сказала. Я начал очень медленно смыкать угол зеркал и тут услышал ее вздох. Она вперила взгляд внутрь и некоторое время продолжала вглядываться. А потом весь ад вырвался наружу. Ее паровой котел взорвался. Я очень хорошо помню, как это случилось. Хорошо, что я успел положить зеркала на стол. Она врезалась в меня, словно курьерский поезд, и кинулась на шею, едва меня не задушив. В спине у меня наверняка остались дырки от ее пальцев. Она смеялась, и плакала, и даже кусалась. Слова закончились миллион лет назад. Не было ни одного, которое подходило бы, хоть сколько- нибудь подходило бы к этому моменту. Физических сил у нас просто не осталось, но духовных и умственных было хоть отбавляй. Как, впрочем, и всегда.
Глава шестая
Планы мы строили за чашкой чаю. Сразу после нашего открытия мы решили отправиться на рынок и купить целую кучу зеркал от Вулворта.[31]
Когда мы явились на рыночную площадь, оказалось, что торговля еще не начата. Продавцы только раскладывали товар по прилавкам в неровном свете карбидных ламп. Над улицей порхали добродушные оскорбления, практические указания и глубокомысленные замечания на тему, не пойдет ли дождь. Ногами топали так, будто холод был противным насекомым, которое надо было раздавить. На кирпичах стояли большие железные бочки, в которых горел огонь; на нем подогревалась вода для чая. Из дверей кофейни по всему рынку разносился дразнящий аромат кофе и горячих колбасок.
— Чашку кофею, пару капель крепкого и добавь чизкейк, папаша, — сказал таксист.
— А мне тоже чашку и сосисок пару, — добавил его напарник.
— А тебе чего, шеф? — это подошла моя очередь.
— Две чашки чаю и четыре колбаски.
Я шлепнул на прилавок мелочь и забрал сдачу, которая, конечно, оказалась мокрой, потому что лежала в луже кофе. Анна вцепилась в свою кружку обеими руками и даже зарылась в нее носом. Над краем кружки виднелись одни глаза, жадно и весело впитывавшие все, что творилось вокруг. И чай, и колбаски сразу у нее в руках не помещались, поэтому я зажал их между пальцами левой руки, чтобы она могла вытащить их оттуда, когда понадобится. За соседней стойкой обнаружилось свободное место, так что мне удалось даже поставить кружку и попытаться одной рукой прикурить сигарету. Я попробовал зажечь спичку, чиркнув ее большим пальцем. Этот трюк мне никогда не удавался. Лучший результат, которого я смог добиться, — это когда спичечная головка отлетала и намертво застревала у меня под ногтем. После чего совершенно необъяснимым образом воспламенялась, хотя этого от нее никто не ожидал. На этот раз обошлось. Анна подняла ногу, я зажег спичку и прикурил. Мы даже как-то согрелись.
— Паберегись, пжалста! Паберегись!
Словно волна от проходящего судна, мы схлынули сначала на тротуар, потом обратно, пропуская запряженную лошадью телегу, прокладывавшую себе путь через толпу. Из ноздрей лошади вырывались клубы пара, серебрившиеся в морозном утреннем воздухе.
— Эрни! — заорала леди в кожаном фартуке. — Куды, к чертовой матери, ты девал эту сраную капусту?
И добавила для тех, кому это могло быть интересно:
— Он меня в могилу сведет и в гроб загонит.
— Ни хрена у него не выйдет, — резонно возразил кто-то.
Тут явился человек, одетый в два рекламных щита, сообщавших всем и каждому, что «Конец близок!», и попросил чашку чаю.
— Чтоб мне провалиться! А вот и наш трубный ангел!
— Здорово, Джо. Хватани с нами горячего-мокрого.
Это был водила такси.
— Спсибо, папаша, — ответствовал трубный ангел.
— Отдрочи, Джо. Чего хорошего скажешь?
— Конец близок! — простонал в ответ Джо.
— Кончай меня грузить на хрен.
— А на той неделе было что?
— Приготовься встретить судию!
— Ты откудова все это узнал?
— Не иначе телеграмму получил от святого Петра.
С того конца стойки раздался глас, подобный раскату грома над головами всей честной компании:
— Кто из вас, говнюки, спер мои сосиски?
— Они под твоим сраным локтем.
— Арри, придержи свой гребаный язык, тут ребенок!
Арри отошел от прилавка с полной тарелкой сосисок в одной руке и пинтовой кружкой в другой.[32] В его руке последняя выглядела яичной скорлупкой.
— Здорово, мелочь. Как тебя зовут? — спросил Арри.
— Анна. А тебя?
— Арри. Ты тут одна?
— Нет. С ним, — она кивнула головой в мою сторону.
— Шо вы тут делаете в такую рань?
— Мы ждем, когда откроется Вулли, — объяснила Анна.
— А чево вы будете покупать в Вулферте?
