кусты, подгоняя браком, как кнутом! Ты отнял у меня имя, невинность и свободу, так оставь же мне хотя бы собственное достоинство!
Стоун многословно выругался и отдернул руку.
— Вот что, моя дорогая! — сказал Стоун, спихивая ее с седла. — Черт возьми, этому типу Джозефу Рутерфорду повезло, что не он повел тебя к алтарю. Похоже, он родился под счастливой звездой, чего не скажешь обо мне. Надо же было так влипнуть!
Тэра открыла рот, по оттуда вырвался крик, потому что она отступила слишком поспешно и неуклюже и запуталась каблуком в подоле юбки. Она свалилась прямо на редкую колючую траву каменистой проплешины. Это и обидный смех Стоуна довершили дело. Последние несколько минут девушке еще как-то удавалось сдерживать вспышку ярости, но теперь уже ничто не могло заставить ее придержать язык.
— Если бы Джозеф Рутерфорд стоял со мной под венцом, это было бы в настоящей церкви, со всеми атрибутами, — процедила она сквозь зубы. — Как настоящий джентльмен, он не опустился бы до тайного венчания. Впрочем, тебе этого не понять, как и того, что Джозеф любит меня.
— Любит, вот как! — не промедлил с ответом Стоун. — В таком случае у твоего безупречного джентльмена уже есть один недостаток. Как банкиру, ему бы следовало не выдавать таких важных сведений о себе, потому что ты разглашаешь их на весь Техас. Интересно знать, отчего же ты не отвечаешь ему взаимностью?
— С каждым днем, который я провожу в твоем обществе, Стоун Прескотт, я начинаю все больше задумываться над тем же! — заявила Тэра, которой хотелось только одного: дать этому негодяю такого тычка, чтобы он свалился с седла и как следует расшибся. — По-моему, лучше влюбленный банкир, чем равнодушный ковбой!
— Почему это равнодушный? — с неизъяснимым ехидством осведомился Стоун. — Я что-то не помню, чтобы говорил о своем равнодушии к тебе. Возможно, я и к венцу тебя поволок потому, что обезумел именно от любви, а не от страсти…
Как он смеет насмехаться над самым святым!
— Я бы охотно перечислила тебе причины, по которым человек твоего склада не способен любить никого, кроме себя, да боюсь, на это уйдет остаток дня. Впрочем, нет, ты можешь влюбиться в свою лошадь!
— Надеюсь, не в буквальном смысле, этого слова? — в притворном негодовании воскликнул он. — Поверь, милая, я по натуре не извращенец и предпочитаю двуногих кобылок, хотя должен признаться, что с четвероногими куда проще. Они ржут только по делу…
Не в силах больше терпеть это издевательство, Тэра стремительно задрала юбки и как следует пнула серого жеребца по крупу. Пока длилась беседа, животное совершенно успокоилось и даже принялось пощипывать жесткую травку, так что пинок застал его врасплох. Тотчас вся наука испарилась у него из памяти. Для начала жеребец с громким ржанием поднялся на дыбы, пытаясь сбросить седока, потом начал взбрыкивать задними ногами, так высоко подбрасывая круп, что только мастерство позволило Стоуну удержаться в седле. Тэра наблюдала за этим родео с мстительной улыбкой на губах. Некоторое время прыжки и взбрыкивания продолжались, потом животное поднялось па дыбы и так встряхнулось всем телом, что Стоун вылетел вбок, будто выброшенный катапультой. На миг сердце девушки сжалось от страха за него, по как только стало ясно, что мескитовый куст смягчил падение, она залилась язвительным смехом. Так ему и надо! Пусть-ка повисит на колючих сучьях, как рождественская гирлянда.
Бормоча что-то весьма нелестное на ее счет, Стоун выпутался из гущи поломанных веток. С минуту он занимался вытаскиванием заноз, потом подобрал свалившуюся шляпу.
— Небось гордишься собой, глупая девчонка! Видишь, я прав, от тебя одни неприятности. Я потратил черт знает сколько времени, чтобы вбить в башку этой лошади уважение к всаднику, а что теперь? Придется все начинать сначала.
Попытка пристыдить ее не увенчалась успехом. Тэра только громче засмеялась. Сколько раз она выглядела неуклюжей дурехой в глазах Стоуна, пора было ему испытать это на себе. Чего стоил один его вид, когда он вытаскивал колючки из своей дубленой кожи! Ничего, ему не повредит. Отныне, когда ей придет в голову, что Стоун Прескотт — сверхчеловек, непобедимый и хладнокровный, как сам дьявол, надо будет только вспомнить, как он, рыча и ругаясь, выдирался из кустов мескита. С этим воспоминанием будет гораздо легче иметь с ним дело, можно будет по крайней мере знать, что и он уязвим, что он сделан из того же теста, что и любой другой мужчина под солнцем.
— Ты прав, я горжусь собой, — сладким голосом признала она. — Теперь я знаю, с кем имею дело. Мне уж начало казаться, что с тобой не сладить никому и ничему, ан нет, ты человек из плоти и крови и так же страдаешь от колючек, как и простые смертные.
— И даже куда больше, — огрызнулся Стоун, — потому что другим смертным не впилась в шкуру колючка вроде тебя. Теперь я знаю, зачем ты позволила с тобой обвенчаться: чтобы сжить меня со свету.
— Ничего подобного! Я только пытаюсь привлечь к себе внимание любым путем. Вот что, Стоун Прескотт, отныне тебе придется обращаться со мной со всем уважением, которого я заслуживаю, или можешь вообще забыть обо мне. Я не буду твоей игрушкой, не жди, и не позволю диктовать мне свою волю, как какому-нибудь доморощенному императору. Можешь вопить о супружеских обязанностях, пока не охрипнешь, я не буду их исполнять, пока наша пародия на брак не станет браком в полном смысле этого слова.
— С чего это ты вдруг так раскипятилась?
Тэра и сама не знала, почему никак не может остановиться и прекратить бессмысленный спор.
— Не могу понять, почему ты выбрала именно этот момент, чтобы ощипать меня, как курицу для супа, или, если хочешь, обглодать, как волчица обгладывает добычу, — продолжал Стоун.
— Потому что мы так ни разу и не поговорили по душам, со всей откровенностью, и время для этого настало! А тебе бы хотелось, чтобы я всегда держала язык за зубами? — отпарировала Тэра.
— Ладно, признаю все обвинения, а теперь займемся тобой, маленькая мисс Совершенство, — сказал Стоун, покончив с последней колючкой, и смерил девушку уничтожающим взглядом. — Я уверен, что в душе ты считаешь себя непогрешимым образчиком во всем, потому и лезешь со своими проповедями ко мне и, как я слышал, к Джулии. Начнем сначала. Я жил себе, поживал, занимался своим делом, а в чужие носа не совал. И вот явилась ты. Не могу понять, какого черта ты пошла на поводу у этой капризной девчонки. Может, решила, что тебе все по силам в подлунном мире, что удастся играючи обломать невежу ковбоя? Ты мало интересовалась тем, на кой черт мне это нужно, и еще меньше думала о бедняге Лорене Маршалле. Хотелось побывать в роли феи, превращающей лягушат в принцев? Тщеславие, тщеславие и еще раз тщеславие! А ведь жизнь совсем не похожа на сказку, и здесь не райские кущи. Это Техас, где полно гремучих змей, а по ночам выходят тарантулы размером с мою ладонь. Это пограничные земли, и выживают здесь не джентльмены, а настоящие мужчины, которые не нуждаются в менторских услугах богатеньких дамочек из Сент-Луиса.
— О чем ты говоришь, Стоун! — запротестовала Тэра, забывая об изначальной причине спора. — Я вовсе не считаю себя королевой, перед которой каждый должен падать ниц. Но и ты тоже хорошая штучка, знаешь ли! Строишь из себя эдакого грубого варвара, дикаря в шкурах, для которого единственный способ обращаться с женщиной — это схватить ее за волосы и отволочь в пещеру. В конце концов Техас не первобытные джунгли. Наверное, здесь тоже слышали о том, что у женщин есть достоинство, поэтому прошу тебя не оскорблять меня. Ты хочешь, чтобы моя жизнь была полностью подчинена твоей работе, твоей мести и твоему вожделению, а я на это не согласна. Если ты не намерен был хоть отчасти… нет, отчасти меня не устраивает! Или настоящее супружество — или развод! Брак должен быть основан в первую очередь на любви, а любовь включает в себя…
— Скажите, какой праведный гнев! Да в тебе не столько достоинства, сколько ханжества, милая моя. Ты готова была удовольствоваться Рутерфордом, который тебе безразличен, и тебя мало интересовало, что это несправедливо по отношению к нему. Ты все время повторяешь: любовь, любовь — но вряд ли знаешь, что это такое.
— Болван ты, идиот несчастный! — закричала Тэра в полный голос. — Тебе даже в голову не приходит, что я не по своей воле собиралась выйти за Джозефа, иначе я бы в тебя не…
Она оборвала себя так поспешно, что прикусила язык. Господи Боже, она едва не проболталась!
