Но и на этом шляхе за ним зорко присматривает из-за горизонта царь Петр. Когда Либекер в смертельной тоске, паникуя, уносил ноги из Ингрии, поднимаясь по трапу на корабль Анкерштерна, королю доложили, что неподалеку у деревни Раевки замечен какой-то русский отряд.
— Ах, так! — Самоуверенный король приказал немедля отрядить кавалерию и рассеять русских.
Но вскоре ему доложили, что русская конница опрокинула его кавалеристов.
Кровь закипела в жилах шведского вояки. Во главе отборного полка Остроготского он сам решил проучить русских.
Увы, передовой эскадрон был изрублен русскими кавалеристами, а сам король оказался на земле, отбиваясь саблей в облаке пыли и порохового дыма от наседавших русских. Его выручил подоспевший второй эскадрон, но и его постигла участь предыдущего. Наконец на помощь поспешили новые войска во главе с генералами Хордом и Резеншерном. Короля едва вырвали из окружения, но на поле боя оба генерала нашли смерть…
А король, как обычно, не смущался. Что значит для него потерять несколько сот солдат и даже генералов? Зато впереди победные схватки с царем Петром, где шведы наверстают все упущенное.
И все же бодрое умонастроение короля витало лишь в его ближайшем генеральском окружении… Даже граф Пипер, еще недавно твердивший о победоносном завершении войны в Москве, заговорил иначе:
— Ваше величество, за минувшие годы вы совершили великие деяния. До сей поры наши солдаты сражаются с радостью за своего короля. Но никто не даст гарантии, что ждет нас в России. Это дикая, опустошенная страна, не Европа. Первые неудачи могут сломить боевой дух солдат.
— Что же вы предлагаете? — раздраженно спросил король, бросая недовольные взгляды на пастора Надберга, который явно был на стороне Пипера.
— Разумнее, ваше величество, осмотреться, не спешить, дождаться Левенгаупта с обозом и, быть может, вернуться на зимние квартиры в Витебск.
— Чепуха, — не раздумывая отмахнулся король, поглядывая на своих генералов, — вы плохо знаете шведского солдата. Эти мелкие укусы московитов нам не страшны. Достаточно одержать первую победу над царем Петром — и они побегут не оглядываясь.
Физиономия фельдмаршала Рейншильда растянулась в довольной улыбке, — король твердо держит сторону генералов. Только вперед, до победного сражения с русскими…
Иные настроения царили в Стокгольме, в кулуарах Государственного совета. Только что в столицу пришло сообщение о выходке короля у Раевки, где полегло два эскадрона гусар и нашли свою смерть два генерала. Эта весть совпала с прибытием на рейд эскадры Анкерштерна. Высадив войска Либекера у Выборга, он больше не появлялся у Котлина, но в его голосе не чувствовалось пессимизма:
— Наша эскадра полностью заперла русских в этом гнилом устье Невы. Они боятся высунуть оттуда нос. Мы надежно оберегаем наши коммуникации на Балтике.
Однако советники с кислыми физиономиями слушали адмирала. Они-то достоверно знали, что из Ингрии, Эстляндии и Лифляндии в это лето завезено весьма мало зерна, мяса. Торговля с Прибалтикой приходит в упадок.
Об этом, не скрывая беспокойства, говорили советники и, несмотря на присутствие принцессы Ульрикя, осуждая опрометчивость короля, поговаривали, не пригласить ли для порядка регентшей в Швецию недавно овдовевшую старшую сестру короля герцогиню Голштинскую Софью… Не показывая вида, Ульрика в душе негодовала: «Эта Софья всегда затмевает ее, Ульрику. Раньше она была любимицей брата-короля. Он выдал ее удачно за герцога Голштинского, а теперь Софью прочат сделать правительницей, хотя принцессе по праву принадлежит эта обязанность. А чем хуже нее она, Ульрика? Слава Богу, ей уже двадцать первый год, брат Карл все время шлет ей добрые письма. Давно не появляется в Совете совсем состарившаяся, но еще бодрая бабка Гедвига, и теперь частенько Ульрика вставляет свое слово в заумные рассуждения советников.
Надобно без задержки написать брату, о чем они воркуют, а заодно сообщить о неумных действиях адмиралов против русских…»
Оказывается, за событиями на Балтике внимательно следили не только в Стокгольме, но и в Лондоне, столице ведущей морской державы.
Три года назад статс-секретарь Британии Бойл отправлял в Московию нового посла, Витворта.
— Имейте в виду, лорд, царь Петр построил на Черном море немало судов для военных действий, сейчас пробрался к берегам Балтики, начинает сооружать и там военные суда. Наше Адмиралтейство должно знать наверняка, что делается в России…
И Витворт с первых дней старался по совести.
Первое послание Витворт отправил государственному секретарю после отъезда царя на юг, «Его царское величество отправилось к Азову 10 числа текущего месяца с 4 кораблями и 6 бригантинами… Адмирал останется в Воронеже, пока не получит известий от царя из Азова». Следом сообщил в Лондон о дальнейших намерениях царя и точно подметил его «морскую жилку»: «После того он, Головин, особенно упомянул о желании царя добыть из Англии двух или трех корабельных мастеров для постройки кораблей на Балтийском море.
Я уже имел честь уведомить вас, что царь страстный любитель кораблестроения. Он сам очень хороший мастер и в прошлом году выстроил корабль, который во всех отношениях ни в чем не уступает ни одному кораблю его флота».
По возвращении в Москву из Воронежа, где он побывал по приглашению царя, Витворт составил обстоятельный доклад, который закончил припиской: «На реке Дон находится в готовности от 30 до 40 судов разной величины, но все они голландской постройки и из очень худого леса, все они годны больше для показа, чем для службы, а остальные находятся в таком дурном состоянии, что едва ли куда-нибудь годятся».
Злорадно подмечая промахи россиян, не забывает Витворт и другую обязанность — блюсти коммерческие интересы своих соотечественников, купцов. А их кораблей, как сообщил посол летом 1707 года статс-секретарю, прибыло в Архангельск шестьдесят четыре, а ожидается еще не менее тридцати… Что касается русских, то их, по мнению посла, допускать к морю нельзя ни в коем случае. Торговать с ними выгодно, но только пока через Архангельск, где нет еще русского торгового флота. В своих донесениях в Лондон уже на следующий год он сообщает: «Если, однако, интересы Англии требуют удаления русских от Балтийского моря, необходимо обдумать, каким путем удобнее и благовиднее достигнуть такого результата».
А путь один — следует проучить русского царя и Витворт подает совет: «Произвести самую влиятельную диверсию и действительно встревожить царя может только нападение шведов на Ингрию, потому что этой местностью, и особенно своим любимым Петербургом, царь дорожит более, чем какой бы то ни было частью своего государства…» Здесь же он сообщает, что город защищает небольшое количество русских войск и при энергичных действиях шведы могли бы добиться успеха в уничтожении города, а главное — нанести удар по русскому флоту.
Не эти ли советы учли шведские генералы, посылая Анкерштерна и Либекера в Петербург?
Витворт пытался оценить силы противника в предстоящих схватках:
«О том, что случится, можно только гадать, но так как у меня теперь есть верная оказия для пересылки письма, то я прошу разрешения высказать вам свое скромное суждение.
У шведского короля есть такое преимущество, как закаленные солдаты, опытные генералы и храбрые офицеры, он необыкновенно терпелив и даже любит утомлять себя, но непоколебимо храбр, и его решения неизменны.
Русские — неплохие бойцы, но у них не все в порядке. Русская армия состоит из здоровых, хорошо сложенных молодцов, обучение их хорошее, у них теперь совсем не тот вид, как во время кампании в Польше, и многие полки, несомненно, будут сражаться хорошо, если их поведут. Но оружие у них плохое, а лошади у них еще хуже».
Английский посол даже жалеет царя, нет у него хороших помощников: «Вы видите, что дела царя в очень опасном положении вследствие недостатка в способных генералах и офицерах. Бедный царь никогда не узнает истины».
Петр, конечно, не читал донесений Витворта, хотя переписку русских дипломатов в те времена без труда перехватывали в европейских странах. Но глаз на «проныр» у царя был наметанный. Уезжая к армии, за две недели до сражения у Лесной, он приказал секретарю Посольского приказа Петру Курбатову: «Присматривай за английским посланником». Начальник Посольского приказа Гаврила Головкин немедленно распорядился:
— Денно и нощно за Витвортом глядеть, дабы с Москвы нечаянно не уехал.
Но и сидя в Первопрестольной, посол умудрялся выуживать нужное то ли от иноземных офицеров, то ли от болтливых дьяков.
О поражении шведов от Апраксина передал в Лондон через месяц:
«Шведы с боем перешли через реку Неву и остановились в Ингрии, вблизи Янбурга, откуда они установили ежедневные сообщения со своим флотом, и после почти шестинедельной остановки, не предприняв ничего, решились переправиться обратно на кораблях, но при этом случае их арьергард был разбит адмиралом Апраксиным».
Но Витворт знает, что в Лондоне, столице «владычицы морей», лорды Адмиралтейства с особым интересом отнесутся к не совсем приятным новостям. Сумел-таки где-то раздобыть английский дипломат «Список судов царского флота, в мае 1708 года стоявших на якоре в тридцати верстах от Петербурга между островом и Кроншлотом под начальством генерал-адмирала Апраксина и вице-адмирала Корнелия Крюйса». Реляция обширная, перечислены все корабли, их командиры и, конечно, сколько пушек на каждом.
«Фрегатов — 12 с 372 орудиями и 1540 человек экипажа, 8 галер с 64 орудиями и 4000 человек экипажа.
8 брандеров.[31]
2 бомбардирских корабля.
Около 305 мелких судов».
По масштабам флота Великобритании сила скромная, но для Балтики уже кое-что значит, тем паче, что королевский флот Швеции за пять кампаний так и не смог подобраться к устью Невы.
Ознакомившись с донесением Витворта, лорды Адмиралтейства усмехались. У царя Петра на судах четыре сотни пушек, а на эскадрах королевского флота без малого тысячи три орудий. Мыслимо ли соперничать русским со шведами на Балтике?
Петр не читал разведывательных посланий Витворта, но тревога за будущее постоянно довлела над ним. Знал он, что у шведов четыре десятка линейных кораблей, а у него нет и одного. Начали сооружать фрегаты, шнявы, бригантины, верфи в Олонце, на Ся-си, Новой Ладоге, заложены и построены первенцы боевого ядра флота.
