не может быть смешнее его шествия: потупив глаза в землю и подбоченясь фертом, едва переступал он, держа ноги одну от другой так далеко, как бы между ними была небольшая канавка».
Обменявшись с ним поклоном, Головнин извинился, что причиняет столько беспокойства.
Японец опять жалел о напрасной пальбе из пушек, но слукавил, объяснив, что мол сами русские виноваты, не послали вперед сообщить шлюпку.
— Мы так и не знаем, откуда вы идете, зачем здесь и куда намерены плыть дальше.
«Сколь раз объяснял вашим», — удивился Головнин, но решил пойти на хитрость.
— Возвращаемся мы из восточных пределов в нашей империи в Петербург, но, быв долго в море, имеем нужду в провизии, воде и дровах.
Японец осклабился, показывая желтые зубы.
— На Итурупе вы говорили, будто пришли к нам торговать.
— Тамошние переводчики неправильно истолковали мои слова.
Оягода затараторил, спрашивая имя русского императора, как звать командира, знает ли он Резанова.
Получив ответ, исправник махнул рукой, и из крепости принесли чай, напиток саке с икрою.
Головнин послал матроса к шлюпке за бутылкой водки, но прошептал:
— Накажи нашим глаз не спускать, ружья наизготовку. Постепенно вокруг собеседников сгрудились вооруженные солдаты с копьями, саблями, кинжалами.
Собеседники пили чай, пробовали водку, дружелюбно беседовали, Головнин имел свой интерес.
— Как скоро я могу получить у вас пшено и рыбу?
— Договариваться надо с главным начальником, — склонив голову, указал на крепость чиновник, — я лишь маленький человек. Прошу вас, пойдемте с ним говорить.
— Нынче для меня поздно, — осторожно ответил Головнин. Исправник протянул в дар кувшин с саке и показал на море.
— Мы закинули невод, ловить для вас рыбу.
Головнин поблагодарил, передал ему несколько бутылок водки и подарил увеличительное, «зажигательное» стекло.
В ответ получил белый веер.
— Когда вы будете им махать, мы будем знать, что вы к нам с миром идете, — поклонился на прощание с льстивой улыбкой японец.
К вечеру на берег отправился мичман Якушкин. Оттуда он привез сотню больших рыбин.
— Япони обошлись со мной ласково и все пытали, почему вы не приехали. Пояснил я им, что нынче поздно, а завтра вы будете непременно.
— Правильно объяснил, еще что сказывали?
— Просили, чтобы со многими офицерами вы пожаловали. Вы уж и меня возьмите, Василий Михайлович.
«Вот дотошный, все ему прознать хочется, потому и присказки сочиняет», — Головнин напустил на себя строгий вид.
— Все места заказаны, Всеволод Петрович, со мной пойдет Федор Федорович и Андрей Ильич, а вы уж на Шлюпе распоряжайтесь, не ровён час мы на берегу загуляем.
Рикорд пытался отговорить командира.
— Чего на берегу тебе делать? Уж больно японцы зазывают, не задумали чего?
— Ежели бы задумали, нынче бы и схватили, их почитай три десятка меня окружили с ружьями и копьями, а нас четверо было. А иду проведать ихнее житье-бытье, чудной народ. В Капштадте гутентотов видел, на Тане диких уваживал, в Камчатке с камчадалами, в Америке с колошами знался. Неужели япони не прознаю как след? Другова случая не будет.
— Возьми в достаток оружие, пистолеты.
— Ни, ни. Миролюбивы они, мне об них еще Крузенштерн сказывал. Так, для формы разве шпаги возьмем. Со мной Мур и Хлебников пойдут. Люди бывалые, Алексей для разговора.
— Из матросов кого возьмешь?
— Первостатейных матросов, кто побойчее да статный собой. Симонова Митрия да Макарова Спиридона, Шкаева Михайлу да Васильева Гришку.
За два года командир знал своих матросов по имени и по отчеству…
В каюте командир снял мундир, распахнул оконце, опустившись в кресло, снова обратился в мыслях к предстоящей встрече с японцами.
Накануне он проговорился Рикорду о влечении к знакомству со здешним народом. Но не только страсть следопыта владела им.
«Теперь, — рассуждал Головнин, — я в японцах уже никакой нужды не имею: дров, воды и съестных припасов у нас довольно, я могу без нужды с лишним два месяца продолжать опись и потом возвратиться в Охотск. Вступать с ними в переговоры надлежит обязательно. Надобно убедить их, что российское правительство не причастно к поступкам Хвостова и Давыдова. Те офицеры исполняли приказ Резанова. Кому, как не мне известно, что политика правительства нашего всегда клонилась к постановлению дружбы и торговых связей с Японским государством, а не ко вражде с оным. Следовательно, сей случай подавал мне средство и возможность поправить то, что испортили компанейские служители. Впрочем, если бы обстоятельства заставили Россию другим образом разведаться с японцами, свидание мое с ними испортить дело не могло. Заселение ими островов, которые мы считаем своими, во всяком случае дает нам право спросить у них отчета тем или другим способом. И потому вообразив, что в сем случае польза России и сопряженный с оною мой долг требовали презирать опасности».
Головнин вышел на палубу. В ночной мгле на берегу встревоженно мелькали огоньки. В прошлые вечера крепость окутывал сплошной мрак, светились бумажные окна лишь нескольких строений. «С чего бы это они суетятся на ночь глядя?»…
Шлюпка пристала как раз напротив крепости. На берегу уже нетерпеливо вышагивал знакомый оягода с двумя чиновниками. Он низко поклонился и просил немного подождать. В крепости, мол, не все готово к торжественному приему.
Головнин ответил непринужденно:
— Поспешать некуда, мы покуда шлюпку вытащим, чтобы волной не подбило.
Матросы вынули из шлюпки три стула и подарки для японцев. Васильева Головнин оставил у шлюпки:
— Присматривай, мало ли что, дашь знать на шлюп. Утро стояло безоблачное, вдали через пролив просматривались горные цепи острова Мацмай.
— Торговлю на Мацмае ведут ваши купцы с другими островами? — поинтересовался он у исправника.
Тот как-то странно пригнул голову, неохотно пробормотал что-то себе под нос и, приглашая гостей, протянул обе руки в сторону крепости…
Войдя в ворота, Головнин изумился. Относительно небольшая площадка. С правой стороны вдоль ограды сидели на корточках три-четыре сотни вооруженных солдат. Центральную палатку окружали со всех сторон не одна сотня курильцев с луками.
«Когда они успели собрать столько войска?» — невольно подумал Головнин, а Мур, нервно передернув плечами, пробормотал вполголоса:
— Не по душе мне, Василий Михалыч, такое скопление японцев.
Исправник семенил впереди, указывая дорогу в палатку, а сзади шагали два чиновника.
Против входа на стуле с важным видом сидел главный начальник в богатом шелковом платье, в воинских доспехах и двумя саблями за кушаком.
За спиной главаря на полу сидели три оруженосца, с копьями, ружьями и шлемами. Рядом с ним, на стуле пониже, сидел второй начальник. Офицеры сели на принесенные стулья, а матросы устроились сзади на низенькой скамеечке.
После взаимных приветствий гостей для начала угощали чаем, принесли трубки и табак, начали неторопливо расспрашивать о чинах и именах. «Знакомо ли морякам имя Резанова, есть ли у русских суда, подобные шлюпу?»
