Поманив его, секунд-майор протянул перо и сказал:
— Извольте, новоиспеченный капитан-лейтенант, учинить роспись в объявлении вам указа Адмиралтейств-коллегии.
Открыв двери, Анна сразу почувствовала необычное настроение мужа. Обняв ее за плечи, он привычно крепко расцеловал жену, подошел люльке с уснувшим малышом, развернулся и смешно проговорил нараспев:
— Представляюсь, сударыня, по случаю возведения моей особы в ранг капитанский! По сему случаю я немедля отправляюсь за шампанским и Алексеем Сенявиным!
Жизнь военного моряка и в мирную пору полна непредсказуемости. Казалось бы, какие тут сюрпризы, особенно зимой. Море сковано ледяным панцирем, вмерзшие в лед корабли дремлют, укрытые от снега брезентовыми полотнищами, экипажи в береговых казармах размеренно, без авралов, день ото дня набираются сил к предстоящей летней кампании.
Но таким, относительно безмятежным, флотское бытие могли себе представлять моряки, пожалуй, только в Ревельской и Кронштадтской гаванях, поглядывая лунной ночью на безжизненные корпуса своих кораблей.
Между тем даже в лютые морозы в далеких казанских лесах артели валили отборную корабельную сосну, разделывали стволы, перетаскивали и волочили их к урезу рек, чтобы по весеннему половодью сплавить к Адмиралтейским верфям. А там, на стапелях в Петербурге или на Соломбале в Архангельске, не смолкали круглый год перестуки топоров, звон пил, гулкие удары кувалд по раскаленному железу, сопровождаемые монотонными звуками чекмарей, специальных деревянных молотков, которыми конопатчики намертво вгоняли пеньку в пазы обшивки корпусов судов.
На стапеля каждый день вместе с рабочими приходили экипажи, которым предстояло вести эти суда к месту назначения. Как обычно, людей не хватало, особенно офицеров.
Зимой в Адмиралтейств-коллегию поступил срочный доклад командира Архангельского порта с просьбой прислать толкового помощника командиру на 66-пушечный линейный корабль. Весной предстояло отправить его в Кронштадт.
Старший флагман Мишуков, долго не думая, предложил:
— По всем статьям подойдет командир «Самсона» Спиридов, он с Люисом прежде перегонял оттуда корабли.
Сказал — отрезал, какое ему дело до забот Григория Спиридова...
Приказ есть приказ, и Спиридов отправился в дальнюю дорогу. По пути завез Анну с детьми к брату Алексею. Тот размещался в небольшой квартирке в Измайловских казармах.
— В тесноте, не в обиде. Чаю, перетерпим до лета, а там полегчает, глядишь, и ты подоспеешь, — успокоил Алексей.
— Как знать, — вздохнул, глядя на жену, Григорий, — ежели море взбунтует наподобие прошлого раза, так и на зиму в Коле отстаиваться не пришлось бы.
Лето 1752 года на Севере выдалось в меру теплым, большей частью море выглядело безмятежным на всем переходе от Архангельска до берегов Норвегии.
Очередной рапорт командира Архангельского порта коротко гласил:
«Сего июня 5 дня корабли 66— и 54-пушечные отошли от причала и следуют на выход к бару. 9 июня выведены на рейд и велено следовать с первым попутным ветром».
О прибытии первого корабля сообщил рапортом же Главный командир Кронштадтского порта: «Августа 31 дня, как доносит капитан Озеров сего августа 28 о прибытии к здешнему порту от г. Архангельска 66- пушечного корабля под командою капитана Озерова, отправился 1 июля, 27 июля прибыл в Копенгаген и как для налития воды и за противным ветром стоял по 13 августа. К Ревелю прибыл 18 августа и стоял по 24 августа, а 28 августа прибыл благополучно».
Озеров остался доволен своим помощником.
— Знающий, расторопный, службу правит с особенным радением, — доложил Озеров свое мнение командиру Кронштадтского порта контр-адмиралу Люису...
Через пару дней Григорий отпраздновал возвращение с братом, распили бутылочку рома. Этого вина привез из Копенгагена Григорий целый ящик.
Премьер-майор Алексей Спиридов знакомил брата со столичными новостями, пересказывал армейские будни и начал разговор с вопроса:
— Манштейна-то не позабыл?
— Который адъютантом у Миниха состоял, а после сбежал к Фридерику?
— Он самый, — подтвердил Алексей, — нынче он у короля, поговаривают, в генералах ходит. Государыня-то требует его вернуть, как он за измену по суду к смертной казни приговорен. А Фридерик не дурак, такую птицу выпускать. Манштейн, поди, всю подноготную не токмо про войска ведает, а всех придворных Фридерику наизнанку выворачивает.
— А я в Холмогорах, когда ехал туда, слыхал, — Григорий оглянулся на распахнутую дверь в соседнюю комнату, где шумели дети и женщины, и понизил голос, — Брауншвейги-то в тех местах под стражей состоят, сама-то правительница давно померла, а ихний отпрыск врозь с отцом содержится под караулом.
Алексей, видимо что-то вспомнив, продолжал рассказ:
— Изловили прошлым месяцем злого умышленника, чуть было государыню в конфуз не ввел. Зубарев его кличут, подал прошение самолично в руки государыне, якобы руду знатную добыл в Исети, по золоту и серебру. Челобитную и руду ту перепроверили и оказалось, что все сие воровство, а сам-то тобольский купчишка — первый вор.
Григорий недоумевал:
— Что ж тут диковинного, мало ли на Руси мазуриков?
— А за него поначалу поручился Ломоносов Михайла, слыхал такого?
— Быть не может! — удивился Спиридов старший.
— В том и закавыка, — смеялся от души Алексей, — тот плут подменил у этого ученого мужа камушки и обвел его вокруг пальца. Добро, все он сам и признал в Сыскном приказе свои проделки. Вишь, схотелось ему деревеньку отхватить с крестьянами для заведения своего дела.
Заметил Григорий и некоторую перемену в Анне. Жена стала как-то по-особенному прислушиваться к каждому его слову, не торопилась высказаться, когда их мнения не совпадали. В то же время она выглядела побойчее прежнего и стала более словоохотлива.
За первым же чаепитием в кронштадтской квартире, уложив детей, заговорила о событиях на женской половине:
— В Петербурге, Григорий Андреевич, только и слышно про ветреницу Катерину, жену Петра Федоровича, как она муженьку рога наставляет.
Григорий вначале оторопел, ни таких оборотов речи, ни подобных выражений никогда не слышал от жены. «Знать, поднабралась ума у петербургских кумушек», — добродушно подумал он и с любопытством поддержал беседу:
— Кто же такой смельчак сыскался?
— Капитан гвардейский, твой тезка, Гришка Орлов. Бабы толкуют, красавец неписаный и своего не упустит.
— И где ты такие сплетни собрала? — беззлобно спросил Григорий.
— Измайловцы-то в карауле во дворцах пребывают, не слепые, а потом женки у них все выпытывают и с нами новостями делятся...
Солдатские бабы знали от мужей малую толику страстей, не первый год бурливших в дворцовых переходах.
Хранительница «брачной поверенности» наследных супругов, статс-дама Мария Чоглокова первые годы строго выполняла предписания императрицы. Но время шло, а никаких признаков появления на свет продолжателя рода не предвиделось.
Недовольная Елизавета почти каждый раз выговаривала Чоглоковой:
— Внуши этой раскрасавице, главное для нас, штоб наследник появился у нее. Чего же для мы ее из затрапезного княжества тащили через всю Европу?
