Грегори сказал это резко. Когда Михаил не ответил, он просто вздохнул.
Михаил прекрасно понимал, что Грегори думает, что он потерял рассудок, но он знал Рейвен. Она была храброй и хорошо понимала, что правильно, а что неправильно. Она не поблагодарит его, когда узнает, что он стер ее воспоминания. А между Спутниками жизни не может быть лжи, и Михаил был решительно настроен дать ей время, чтобы она сама могла справиться с тем, через что они прошли.
Михаил дотронулся до бархатной, как лепесток розы, кожи, нежно погладив Рейвен по щеке.
— Ты была права, малышка. Мы построим наш дом вместе, и он будет еще лучше и крепче. Мы выберем место глубоко в лесу и наполним его такой любовью, что она прольется и на наших волков.
Ее сине-фиолетовый взгляд полыхнул внезапным узнаванием, она подняла голову. Облизала губы и выдавила робкую улыбку.
— Я не думаю, что из меня выйдет карпатка.
Ее голос был похож на писк.
— Вы именно такая, какой и должна быть карпатская женщина, — галантно заметил Грегори, и тон его голоса был низким и мелодичным, с успокаивающими и исцеляющими нотками.
Оба, Михаил и Жак, обнаружили, что внимательно вслушиваются в него.
— Вы подходите нашему принцу, чтобы стать его Спутницей жизни, и я дарю вам свою верность и защиту, как подарил их Михаилу.
Голос Грегори просачивался в ее измученное сознание как целебный бальзам.
Рейвен перевела растерянный взгляд на Грегори. Ее длинные ресницы взметнулись, глаза потемнели.
— Вы помогли нам.
Ее пальцы поискали и нашли пальцы Михаила, переплетясь с ними, но взгляд не отрывался от лица Грегори.
— Вы были так далеко. Солнце стояло высоко, но тем не менее, вы обо всем узнали и оказались в состоянии помочь нам. Для вас это было трудно, я почувствовала это, когда вы потянулись ко мне, чтобы забрать то, что я не могла вынести.
Серебристые глаза, резко выделяющиеся на темном лице, сузились до узких полосок жидкого серебра. Завораживающие. Гипнотические. Голос понизился еще на одну октаву.
— Михаил и я связаны: мы вместе делили долгие темные годы пустоты без единой надежды. Возможно, ты и есть надежда для нас обоих.
Рейвен неотрывно смотрела на него.
— Я была бы рада.
Михаил почувствовал, как волна любви, волна гордости накатывает на него. Сколько в ней понимания. И хотя ментально она была избита и расплющена, хотя сознание Грегори было плотно закрыто от них, а по его резким чертам было невозможно ничего прочитать, она поняла, что Грегори борется за выживание, что он нуждается в свете и надежде. Михаил мог бы сказать ей, что Грегори похож на воду, утекающую через пальцы: ее невозможно ни удержать, ни заставить течь по-своему. Он был сам себе закон — темный опасный мужчина на краю зияющей перед ним бездны безумия.
Михаил скользнул руками вдоль ее плеч.
— Мы собираемся доставить тебя в какое-нибудь безопасное место, — тихо сказал он, словно разговаривал с ребенком.
Пристальный взгляд Рейвен замер на лице Михаила. На этот раз ее улыбка была естественной, она засветилась в ее глазах.
— Если бы вы трое могли видеть себя со стороны. Это очень мило, что вы хотите меня защищать, словно я фарфоровая кукла, — а сейчас я примерно так себя и чувствую, — но Михаил всегда во мне, а я — в нем. Я чувствую то же, что и он, знаю его мысли. Хотя он старается спрятать их от меня.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его щетинистую щеку.
— Я благодарна вам за попытку защитить меня, но я не слабая. Мне просто нужно преодолеть человеческие ограничения в моем сознании, которые мне мешают. Никто из вас не сможет сделать это за меня. Я должна справиться сама.
Жак протянул Рейвен руку со старомодной галантностью. Она приняла ее и позволила поднять себя на ноги. Михаил встал рядом, его руки обнимали ее. Она нуждалась в этой близости, в ощущении его твердого тела. Грегори исполнял роль охранника, всматриваясь в воздух и землю, двигаясь так, что его тело закрывало принца и его Спутницу жизни.
Три внушительные фигуры окружили небольшую фигурку, двигаясь как одно целое, как почетный караул, их шаги были медленны, сознания безмятежны, без единого намека на нетерпение или на желание взяться за ночную работу. Голод разъедал Михаила, но он тоже держался в уголке сознания. Когда ее сознание дотрагивалось до его, она чувствовала только любовь и обеспокоенность, желание ее порадовать.
Рейвен наслаждалась ощущением мягких листьев под босыми ногами, когда они шли через лес. Она подняла лицо навстречу ветру, глубоко вдыхая все тайны, которые смог донести легкий ветерок. Каждое насекомое, каждый шорох в кустах, каждое покачивание веток уменьшало невыносимый страх в ее сердце, унося пугающие воспоминания как можно дальше.
— Я могу полностью избавить тебя от них, — тихо предложил Михаил.
Рейвен одарила его слабой улыбкой, предназначенной для того, чтобы его приободрить. Она прижалась к нему, прекрасно понимая, какой это для него соблазн, понимая, что двое других мужчин посчитали бы его сумасшедшим, не воспользуйся он шансом.
— Ты же знаешь, я предпочитаю сохранять свои воспоминания. Все.
Они шли примерно час, Михаил неуловимо направлял ее вверх по извилистой узкой тропинке вглубь леса и выше в горы. Небольшой дом скрывался за скалой. Почти у самых стен густо росли деревья. Снаружи он выглядел совсем маленьким, темным и заброшенным.
Жак и Грегори мгновенно изменили мрачный интерьер. По мановению руки исчез слой пыли. Поленья в камине оказались охвачены пламенем. Зажглись свечи, и аромат леса наполнил помещение.
Рейвен покорно вошла внутрь. Грегори и Жак прошлись по небольшому строению, обустроив его, как могли, за короткий промежуток времени. А затем удалились под защиту леса, предоставляя Михаилу и Рейвен время побыть вдвоем.
Рейвен прошла по деревянному полу, устанавливая между собой и Михаилом дистанцию. Она все еще была очень слаба, но хотела обходиться без поддержки Михаила, насколько это было возможно. Она дотронулась до спинки стула, погладила ее пальцами. Привычное ощущение помогло уменьшить охватившую ее дрожь.
— Спасибо, Михаил, за джинсы.
Через плечо она ему загадочно улыбнулась. В глубине ее синих глаз он не нашел ни гнева, ни обвинения — только любовь к нему сияла там.
— Я счастлив, что они тебе понравились, хотя все еще считаю, что это одежда для мужчин, а не для красивой женщины. Я надеялся, хоть это заставит тебя улыбнуться.
— Только потому, что у тебя на лице появится все то же страдальческое выражение.
Она встала у окна, ее глаза с легкостью пронзали темноту.
— Я больше не хочу пережить это снова, — сказала она резко, со значением.
Желая, чтобы он понял, что она говорит серьезно.
Михаил резко втянул воздух, ответ был готов сорваться с его языка. Вместо этого он тщательно подобрал слова.
— Наша кровь и прежде всего наши тела приветствуют землю. Раны у меня на ноге зажили за одну ночь. Твои раны, такие глубокие, смертельные, — за шесть ночей.
Рейвен наблюдала, как ветер гонит по земле листья.
