великолепным снайпером. То, во что она стреляла, всегда падало вниз. Даже, если они умрут здесь, то, по крайней мере, заберут одного врага с собой. Но что-то заставило его повернуть голову как раз в тот момент, когда пуля сразила Джекс, войдя в ее тело и отбросив его на несколько футов назад. Она упала подобно тряпичной кукле, темное пятно образовалось вокруг ее тела.
Разъяренный и взбешенный Барри попытался было достать свой пистолет, но его рука отказывалась действовать. Единственное на что он был способен — это ползти вперед или назад. Он пополз назад, волоча свое тело по полу к ней. Она просто лежала там. Потом слегка повернула голову, чтобы взглянуть на него.
— Не надо, Джекс. Не делай этого, ради меня.
— Убирайся отсюда.
— Я серьезно, черт возьми. Не делай этого, — он отчаянно старался дотянуться до нее, чтобы заставить ее двигаться. Она должна двигаться. Должна выбраться вместе с ним.
— Я устала, Барри. Я так невероятно устала. Теперь кто-то другой будет спасать остальных, — она пробормотала эти слова так тихо, что он едва расслышал их.
— Джекс! — Барри попытался было взять ее на руки, но руки его не слушались.
Слева от него небольшая дверь неожиданно захлопнулась, запирая их внутри. Что ж Бентон был прав, здесь достаточно химикатов, чтобы взрывом разнести их по всему городу. Он ждал, поджидая смерть в любой момент.
Затем он услышал крик, ужасный, выворачивающий внутренности крик страха. Он увидел тела, падающие сквозь дым и зарево огня. Он увидел то, чего не могло быть. Волка, огромного и дикого, запрыгивающего на убегающего человека, чьи мощные челюсти проникли в грудь, стараясь добраться до сердца. Волк, казалось, был везде, роняя мужчину за мужчиной, разрывая на куски ткани и кожу, кроша своими челюстями кости. Барри видел, как этот же самый волк замерцал, меняя форму и принимая вид огромной совы с когтями и клювом, которым он, спикировав на очередного мужчину, выклевал у того глаза. Это был невероятный кошмар, состоящий из крови, смерти и возмездия.
Барри понятия не имел, что внутри него скопилось столько жестокости, что могли привидеться такие ужасные картины. Он знал, что, по крайней мере, две пули попали в него; он мог ощущать, как по его лицу, а также по руке, текла кровь. Очевидно, у него начались галлюцинации. Иначе, почему это он не сделал попытки выстрелить, когда волк, наконец-то, направился в тот угол склада, где находились они. Он наблюдал за его приближением, восхищаясь тем, как он двигается, игрой его мускулов, тем, с какой легкостью он перепрыгивал через препятствия на своем пути. Он направлялся прямо к нему, без всяких сомнений, привлеченный запахом крови, или, как размышлял Барри, это было розыгрышем его невероятно яркого воображения.
Волк в течение долгого времени смотрел на него, смотрел в его глаза. Глаза волка были очень странными, почти черными. Умные глаза были пусты, без всяких эмоций. Барри не ощущал никакой угрозы, разве что странное чувство, словно волк смотрел прямо ему в душу, возможно, судя его. Он лежал неподвижно, чувствуя только желание сделать то, что потребует от него создание. Он почувствовал сонливость, его веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их поднятыми. Уже находясь в полусне, он готов был поклясться, что волк снова замерцал и начал принимать облик человека.
Джексон Монтгомери проснулась от звука сердцебиения. Оно билось так быстро и сильно, так испуганно и громко. Она автоматически потянулась к своему оружию. Девушка никогда не убирала его слишком далеко, но теперь она обнаружила, что его нет ни под подушкой, ни рядом с ее телом. Сердце заколотилось еще сильнее, а во рту появился медный привкус страха. Сделав глубокий вдох, она заставила себя открыть глаза. И в изумлении уставилась на комнату, в которой находилась. Это была не больница, и, определенно, не спальня в ее крохотной квартирке. Эта комната была великолепна. Стены были нежно- лилового оттенка, такого светлого, что нельзя было точно сказать действительно ли они такого цвета или это игра ее воображения. Ковер был толстым насыщенно-лиловой окраски и приобретал цвета, отбрасываемые витражами, расположенными высоко в трех из четырех стен. Рисунок был успокаивающим и замысловатым. Он давал Джекс иллюзию безопасности, чего, как она знала, не могло быть. Только для того, чтобы точно убедиться, что она проснулась, она впилась ногтями в ладони.
Она повернула голову, чтобы осмотреть остальное убранство комнаты. Мебель была антикварной и тяжелой, кровать на четырех столбиках оказалась намного удобнее всего, на чем ей доводилось спать за свою жизнь. Комод был большим, и на нем лежало несколько женских вещей — щетка для волос, небольшая музыкальная шкатулка и свеча. Все вещи были красивыми и старинными. В комнате было еще несколько свечей, и все они горели, от чего комната, казалось, утопала в мягком свете. Она часто мечтала о такой комнате, такой красивой и элегантной, с витражами. И вновь мысли о том, что это сон, что она не проснулась, пришли ей в голову.
Но громкий звук сердцебиения убедил ее, что она, бесспорно, проснулась, и что кто-то, должно быть, заботился о ней. Кто-то, кто не знает об опасности, которую она несет с собой. Ей придется найти способ защитить их. Джекс лихорадочно оглянулась в поисках своего оружия. И обнаружила, что, скорее всего, получила ранение, поскольку не могла толком двигаться. Она произвела проверку, пробуя осторожно пошевелить сначала руками, потом ногами. Тело не слушалось. Джексон могла бы шевельнуться, если бы приложила все свои усилия, но сомневалась, что это стоящее дело. Она очень устала, а голова беспрестанно болела. Беспрестанное биение того сердца сводило ее с ума.
На кровать упала тень, и ее собственно сердце заколотилось так сильно, что вполне могло причинить боль. И лишь тогда она поняла, что звук все время доносился из ее собственной груди. Джексон медленно повернула голову. Над ней возвышался мужчина. Очень высокий, сильный. Хищник. Внезапно поняла она.
Она повидала много хищников, но этот был вне конкуренции. Об этом свидетельствовала его полная неподвижность. Терпение. Уверенность. Властность. Опасность. Он был опасен. Более опасен, чем различные преступники, с которыми она до сих пор встречалась. Она не могла сказать, откуда все это знает, но она знала. Он верил в свою неуязвимость, и ее терзало смутное подозрение, что он, вероятнее всего, прав. Он был ни стар, ни молод. Его возраст было невозможно определить. Его глаза были черными и бесчувственными. Пустые глаза. Его рот — чувственным, эротичным; зубы — невероятно белыми. Плечи — широкими. Он был красивым и сексуальным. Более чем сексуальным. Всецело возбуждающим.
Джекс задохнулась, стараясь не поддаться панике. Стараясь не позволить своим мыслям отразиться на лице. Он определенно не был похож на врача. Он определенно не был похож на человека, которого она могла бы победить в рукопашной. А потом он улыбнулся, и на краткий миг изумление затронуло его глаза. От этого он стал похож на совсем другого человека. Дружественного. Сверхсексуального. У нее появилось ощущение, что он читает ее мысли и смеется над ней. Под одеялом ее руки не прекращали движения, безостановочно ища пистолет.
— Ты устала, — заявил он. Его голос был прекрасен. Ласковый, подобно бархату, манящий, невероятно соблазнительный. У него был странный акцент, который она не смогла распознать, а манера произносить слова напоминала Старый Свет.
Джексон часто заморгала, пытаясь скрыть свое смущение, удивленная направлением, которое приняли ее мысли. Она никогда не думала о сексе. И не понимала, почему отождествила этого незнакомца с эротизмом[4]. К ее собственному удивлению, ей пришлось приложить усилия, чтобы найти слова и заговорить.
— Мне нужно мое оружие, — это был своего рода вызов, проверка его реакции.
Эти черные глаза внимательно изучили ее лицо. От его испытующего взгляда ей стало неловко. Эти глаза видели слишком много из того, что Джексон хотела бы спрятать. Его лицо ничего не выражало, хотя Джекс умела неплохо читать по лицам людей.
— Ты собираешься застрелить меня? — спросил он тем же самым нежным голосом, только на этот раз в нем проскользнул намек на удивление.
Она чувствовала себя невероятно уставшей. А держать глаза открытыми с каждой минутой становилось все труднее. Она заметила странный феномен. Ритм ее сердца замедлился, подстраиваясь под его. Точно. Два сердца бились в унисон. Она могла слышать их. Его голос был таким родным для нее, хотя сам он оставался полнейшим незнакомцем. Никто не смог бы забыть такого мужчину, хоть раз повстречав
