которые услышал. Потом допил пиво, тихо и быстро проскользнул между столами и выбрался на свежий воздух.
Прежде всего он направился на рынок, чтобы успеть потратить последние деньги на еду до того, как соблазнится чем-нибудь еще. Он купил дешевого ржаного хлеба, мешочек риса и кусок солонины. По дороге в город он проходил мимо яблоневого сада, где на деревьях висели спелые плоды, а еще нужно было проверить ловушку, которую он ставил с утра на крабов. Всего этого должно хватить на несколько дней, если мясо есть с рисом. Эрно подсчитал оставшиеся деньги — их как раз хватало еще на один кусок солонины. Но в тот момент он проходил мимо лавки, продавец которой шумно расхваливал свой товар — живую курицу. Он и рта не раскрыл, как торговец проворно выхватил из его рук деньги, достал из клетки курицу, свернул ей шею и быстро и ловко сунул ему в руки. Эрно не успел попросить оставить курицу живой и только перевязать ей ноги. Тут он понял, что выпил слишком много, чтобы спорить с торговцем по- истрийски, и теперь придется готовить курицу сегодня вечером вне зависимости оттого, есть в ловушке крабы или нет.
Эрно шагал по тропинке вдоль каменных утесов. Отойдя от города подальше, он скинул капюшон и высоко поднял голову. Холодный прибрежный ветер заиграл его волосами. Потом тропинка побежала через сжатые ржаные и ячменные поля. Куда ни кинь взгляд, почва была плодородной, давала богатый урожай. Все это, думал Эрно, сжав зубы, когда-то принадлежало Эйре, все, до самых Золотых гор, по крайней мере так рассказывали старики. Когда он увидел эту прекрасную, но утраченную ими землю и осознал, насколько она жирнее и мягче избитых штормами, бесплодных, каменистых пустынь Северных островов, в нем вспыхнул гнев. Огонь ярости разгорался все сильнее и ярче.
Он вспоминал все те злые слова, что Тор и Фент говорили о южанах, их древних врагах, слова, казавшиеся ему тогда глупыми и жестокими. Теперь он здесь, на истрийской земле, маскируется под местного жителя и несет еду истрийской женщине, а вся Южная Империя тем временем готовится к войне с его народом.
Эрно тряхнул головой. Тор непременно сказал бы что-нибудь крепкое по этому поводу. Если бы они встретились.
Вскоре он разглядел завитки дыма над фермой. Эрно свернул к перелеску и шел под прикрытием, пока не подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть простыни на веревке и кур, бегающих туда-сюда по двору. Его осенила мысль.
Через несколько мгновений он уже мчался во весь дух к берегу, его мешок пополнился новой добычей, а позади лаяли разъяренные собаки.
Когда он проверил ловушку на крабов, которая оказалась пустой, солнце уже опустилось за горизонт. Его спутница сидела на бревне перед маленьким костерком и ворочала палкой пару скумбрий, которых он поймал утром, почистил и оставил в углублении между камнями, чтобы сохранить свежими до ужина. Рыба лежала на тлеющих угольках, узорчатая кожа шипела и пузырилась. Отсветы пламени озаряли лицо Селен Ишиан. Будь на ее месте другая женщина, он сказал бы, что она красива, но сердце Эрно ожесточилось на нее. Он взял ее сабатку.
— Надень это!
— Зачем? — Селен Ишиан отбросила в сторону темную ткань. Это была традиционная одежда истрийских женщин, скрывавшая их с головой, оставляя открытой только нижнюю часть лица. Женщина озадаченно уставилась на эйранца. — Я думала, мы договорились после того случая, что лучше, если никто не будет видеть меня с тобой.
— Я не собираюсь брать тебя с собой в город, я намерен отвести тебя к отцу. Он сейчас в Форенте с лордом Руи Финко. Это недалеко отсюда: максимум три-четыре дня пути, если поедем верхом.
Даже в красноватом свете огня лицо женщины стало мертвенно-бледным.
— Ты не можешь… ты обещал, что будешь заботиться обо мне. Ты обещал, что мне не придется снова возвращаться к нему…
— Человек, про которого ты думала, что убила, остался жив, так что обстоятельства переменились.
— Танто? Танто Винго жив?
Как мог выжить человек, потерявший так много крови? Сколько раз она ударила его кинжалом — три, четыре? Она потеряла счет, обезумев от ужаса, — кровь была всюду, растеклась по рукам, по полу. Как он мог выжить?
— В таверне был человек, который навешал семейство Винго, когда Танто пришел в себя. — Эрно не стал добавлять, что парень «выл, как собака», когда очнулся. — И сейчас он пошел на поправку. Так что, мне кажется, в худшем случае твоему отцу придется заплатить семье Винго выкуп, но на костер тебя никто не отправит. Ты можешь спокойно вернуться домой.
Селен всматривалась в лицо Эрно, пытаясь отыскать признаки того, что он лжет, но безуспешно. Он смотрел на нее, ожидая истерики, но она закусила губу и уставилась на огонь в таком напряжении, что казалось, готова скорее броситься в костер, чем согласиться на его предложение. Потом Селен осторожно сняла с углей рыбу и швырнула в огонь свою сабатку, а когда Эрно попытался вытащить ее, замахнулась на него палкой, которой переворачивала скумбрию.
— Клянусь всем святым, что есть в этом мире, — произнесла Селен, и в голосе ее была непримиримость, — я никогда больше не надену эту безобразную одежду. Почему я должна скрывать лицо, будто стыжусь, что меня увидит мир? Почему должна постоянно прятать себя, будто я чем-то хуже мужчины, будто я не человек? Нас ограничивают во всем, мы живем как в загоне, огражденные от всего мира. Нам не позволено иметь личное мнение, мы можем только соглашаться с волей отца или мужа. Все, хватит, с меня достаточно. Больше я этого не потерплю ни от отца, ни от тебя, ни от кого бы то ни было в Эльде.
Языки пламени вздымались вверх, пожирая сабатку и освещая берег адским огнем.
— Я не желаю, чтобы меня покупали или продавали для удовлетворения чьих-то желаний. У меня есть свои собственные желания. Я больше не позволю, чтобы со мной обращались как с невольницей и выставляли на брачный торг, чтобы пополнить сундуки моего отца и увеличить размеры его владений. Я отказываюсь возвращаться к отцу, я отрекаюсь от него, от своей семьи, от своей страны и… — она глубоко вздохнула, — от богини!
Эрно сел на землю рядом с ней, лицо его было угрюмым.
— Ради твоего же блага, Селен, вернись к своей семье. Что толку от громких речей? Мир такой, какой есть, и ни я, ни ты не можем изменить его. Что бы мы ни делали, все пойдет прахом.
Он взял у нее из рук палку и принялся ворошить обгоревшую тряпку в костре. Маленькие искорки рассыпались в темном ночном воздухе, точно светлячки.
Женщина расплакалась.
— Я не могу вернуться домой, Эрно. Для меня больше нет места в Истрии.
— Твой отец позаботится о тебе.
Селен горько усмехнулась.
— Мой отец не заботится ни о ком, кроме самого себя. Теперь я ему не нужна, потому что я — испорченный товар. Даже если мне удастся скрыть это, ни один мужчина все равно не захочет на мне жениться. У отца не будет другого выбора, кроме как отдать меня Сестрам, а они быстро меня раскусят, потому что я больше не верю в богиню. Так что, как ни крути, меня ждет костер.
Эрно потер лицо. Он мысленно проигрывал этот разговор несколько раз по дороге сюда, и тогда все казалось предельно простым: парень не умер, значит, нет преступления, за которое надо расплачиваться, значит, она может вернуться домой, а он…
…Нет, так далеко он не загадывал.
— Это твои рыбины? Обе? — тихо спросил он.
Селен вытерла слезы тыльной стороной ладони. Влажные щеки блестели в отсветах огня. Она посмотрела на северянина, но взгляд его был чем-то затуманен, и Селен не могла понять, о чем он думает. Тогда она вздохнула и ответила:
— Я… нет. Возьми одну, если хочешь. Я подумала, ты перекусишь в городе.
Эрно достал из мешка хлеб и отрезал большой кусок.
