удовольствие от подарка.
Катрин хотела было броситься грудью на амбразуру, чтобы защитить мать, но сразу поняла, что не способна на акцию, столь противоположную ее истинному чувству. Отец слишком хорошо знал Хельгу, чтобы не высмеять Катрин, если она вступится за мать. Поэтому она сказала:
– Это очень мило с твоей стороны, я умею ценить хорошие вещи.
Потом она откусила немного ростбифа, сдобренного майонезом с корнишонами и кусочками гренок.
– Поэтому я приберег для тебя немного денег.
– Ну, папа, этого не надо! – протестовала Катрин с полным ртом. – Мне хватает, правда-правда!
– Не говори глупостей! Деньги не такая вещь, которой может быть достаточно.
– Ну, почему же? Может и хватить, если наличие их отвечает потребностям.
– Но когда денег становится больше, то и потребности растут сами собой. Если же действительно не знаешь, на что их употребить, то положи в банк на имя Даниэлы.
– Такие вещи под контролем у мамы…
В следующий момент Катрин готова была дать себе пощечину за то, что у нее вырвались эти слова.
Отец только молча взглянул на нее. Катрин знала, что сейчас он больше всего хотел бы спросить: «Ты не можешь даже распоряжаться сберкнижкой дочери?» И она была благодарна отцу, что он не задал этого вопроса.
– Ну, ты уж как-нибудь найдешь им применение, – только и сказал он, – в этом я нисколько не сомневаюсь. Не можешь же ты лишить меня удовольствия подарить тебе хоть что-то.
– Я принимаю твой дар, папа, и очень тебе благодарна. Как хорошо… – Она запнулась, подыскивая нужное слово и, наконец, промолвила: – Как хорошо иметь отца.
– Так и должно быть.
Пришла посылка от Жан-Поля Квирина. Большая и тяжелая, она была передана адресату внизу, в лавке.
– Отнеси ее наверх и распакуй, – сказала Хельга Гросманн дочери, – я пока обойдусь и без тебя.
Катрин поблагодарила мать и отказалась:
– Не настолько я нетерпелива и любопытна.
Но, обслуживая клиентов, как всегда, любезно и заинтересованно, она ни на минуту не забывала о посылке: страшно хотелось узнать, что там пришло от Жан-Поля.
Только в обеденный перерыв Катрин отнесла посылку в дом.
С удовольствием оставила бы ее в своей комнате, но отказалась от этого намерения, чтобы Хельга и Даниэла не чувствовали себя изолированными от присланного подарка.
– Открывай, открывай, – настаивала Даниэла. – А почтовые марки отдашь мне, ладно?
– Думаю, надо сначала спокойно пообедать, – заметила Катрин.
– Тебе решать, – ответила мать. – Это твоя посылка. Можешь даже поставить ее как рождественский подарок под елку.
– Ой, это глупо! – воскликнула Даниэла. – Ведь посылка уже у нас в руках!
– Если бы почта доставляла все посылки только в сочельник, – заметила Хельга, – то почтальоны могли бы надорваться.
– Нет, открою-ка я ее сразу после обеда, – решила Катрин.
На обед была чечевица с салом, и, хотя Катрин нервничала, она ела с аппетитом, и ее желудок не бунтовал.
Даниэла положила себе маленькую порцию и проглотила ее с обезьяньей торопливостью.
– Я поела, – заявила она таким тоном, словно совершила подвиг.
– Но мы-то еще нет, – пригасила ее горячность бабушка.
Когда Даниэла заметила, что взрослые не спешат, она подложила себе еще ложку чечевицы.
– Ну, а теперь все-таки посмотрим, – стала она наседать на мать, как только тарелки опустели.
– А чего ты, собственно, ожидаешь? – спросила Катрин.
– Понятия не имею. Потому-то и интересно.
– Значит, так, – решила Хельга Гросманн, – я буду убирать со стола и приведу в порядок кухню, а вы займитесь посылкой.
– Может быть, нам все-таки тебе…
Даниэла не дала матери закончить фразу.
– Нет, мама! Ты же слышала, что сказала бабуля! Я тащу ножницы! – Она вскочила и побежала к двери комнаты Катрин.
– Стоп! – приказала Катрин.
Даниэла остановилась так резко, что даже споткнулась.
– А в чем дело?
– В мою комнату не ходи! В кухне тоже есть ножницы, они лежат в выдвижном ящике под плитой.
– «Коли шеф так приказал, отправляюсь на вокзал», – недовольно пробормотала Даниэла, но отправилась на кухню.
Хельга Гросманн понимающе взглянула на Катрин.
– У тебя в комнате подарок для Даниэлы?
– Не исключено!
– И что же это? Мне-то ты можешь раскрыть тайну.
– Нет, нет, придется и тебе потерпеть.
Катрин приобрела в Дюссельдорфе подарок для всей семьи – китайскую напольную вазу, которой собиралась поразить мать. Это была дорогая вещь, и если бы отец не сунул ей пачку купюр, то ваза оказалась бы недоступной. А имея деньги, Катрин действовала решительно. Этот подарок должен был восполнить потерю другой, не столь красивой напольной вазы, которая стояла в квартире раньше и которую Даниэла еще ползуночком опрокинула и разбила. Катрин пришлось проявить много изобретательности, чтобы незаметно протащить вазу в свою комнату. И не менее трудным делом оказалась «контрабанда» трех веток с красными светящимися рождественскими звездами.
Подошла Даниэла с кухонными ножницами и принялась высвобождать посылку из-под бумажной обертки. Катрин предоставила ей свободу действий, а сама стала помогать матери с уборкой.
– Картонная коробка! – крикнула Даниэла. – Большая!
Мать и бабушка тут же примчались из кухни.
– Можно, я открою? – спросила девочка.
– Давай, раз уж начала, – бросила Катрин, и сердце у нее так сильно забилось в ожидании сюрприза, что даже дыхание перехватило.
Даниэла, продолжая копаться в посылке, извлекла из нее картонные дуги, которые беспечно бросила на пол, а потом наткнулась на нечто шарообразное золотисто-желтого цвета.
– Что это может быть? – вскрикнула она, пораженная.
– Это – сыр, – констатировала Хельга Гросманн, заглянув внучке через плечо.
Разочарованию Катрин не было предела. Она опустилась на край одного из кресел. А чего, собственно, она ожидала? Катрин и сама этого не знала. Но уж, во всяком случае, не сыра.
– Швейцарский сорт грюйер, целая головка! Это уже кое-что, – заявила Хельга. – А вот тут еще и копченая ветчина!
– И еще толстая-толстая плитка швейцарского шоколада! – Даниэла рылась в слоях бумаги. – Все, больше ничего нет.
– Не совсем так, – заметила Хельга Гросманн, – ты пропустила праздничную открытку с пожеланиями веселого Рождества на четырех языках – а это самое важное. Очень мило, Дорогая. Ты ее сохранишь?
«Нет, можно выбросить», – едва не вымолвила Катрин, но, не желая выдавать своего разочарования, ответила:
– Да, конечно. – И взяла открытку из рук матери.
– Похоже, его беспокоит, что ты тут скудно питаешься, – усмехнулась Хельга Гросманн.
– Ну, это-то вряд ли, – слабо возразила Катрин.
