его главенствующее положение со стороны сотрудников.
Все было действительно так, как не раз повторял Джо Кулике: ассистенты должны работать, а шеф получать деньги и пожинать славу. Тут ничего нельзя было изменить.
Оставался лишь один вариант – искать себе место шефа в другом Институте судебной медицины. Рано или поздно он добьется этого – он был в этом уверен.
Но будет ли Ева так долго ждать? В принципе сам он нисколько не стремился к известности и заметному общественному положению. Но он будет пытаться получить и то и другое ради нее.
Счастье, что он не проговорился ей о сегодняшнем походе к профессору. Она хотя бы не будет испытывать разочарования. Он боялся закатываемых ею сцен.
Была ли это любовь, если он жил в постоянном страхе, что любой, даже самый пустяковый повод может привести к бессмысленному и тягостному скандалу? Действительно ли все дело только в возникающих ситуациях, из-за которых они так часто ссорятся друг с другом? Этого он не знал. Зато знал другое – свою жизнь без Евы он не представлял.
Тяжко вздохнув, Михаэль Штурм направился в морг, где его ждал труп мужчины в одних только плавках, который выудили утром из Рейна.
Сразу же, с большой степенью уверенности можно было сказать, что речь в данном случае не шла о преступлении, однако необходимо было провести вскрытие, чтобы установить: утонул мужчина в результате сердечного приступа или, может, все же был отравлен и оглушен каким-либо предметом, прежде чем захлебнуться водами Рейна.
Рядовой случай, но он требовал, как и любая работа в Институте судебной медицины, крайнего напряжения и тщательного внимания в обработке полученных данных.
19
Судебный процесс по делу Лилиан Хорн начался шестого октября, в понедельник. Поскольку ожидался большой наплыв любопытствующих, представителям прессы, общественности, полиции и городскому управлению предусмотрительно выдали пронумерованные пропуска.
Михаэлю Штурму тоже хотелось принять участие в этом процессе, хотя бы в качестве наблюдателя. Ведь его заключение дало в руки полиции надежные доказательства виновности подсудимой. Штурму удалось даже провести в зал Еву, которую так интересовало это дело, что она решила пренебречь в тот день своей работой в библиотеке.
Они встретились в восемь утра – за час до начала судебного заседания – и отправились вместе к зданию суда. Там уже стояла длиннющая очередь, вытянувшаяся вдоль улицы. Дежурные полицейские с трудом поддерживали порядок. Публику стали пропускать лишь после того, как прошли и заняли свои места те, у кого были пропуска. Толпа напирала так, что двери удалось закрыть с трудом. Несмотря на то, что для заседания выбрали большой зал суда, почти половина желающих присутствовать на процессе осталась за его пределами.
Ева испытывала удовлетворение от того, что попала в число избранных среди присутствующих в зале. Ее глаза светились торжеством и ожиданием чего-то необычного. В своем осеннем темно-коричневом костюме с маленьким бобровым воротничком она выглядела очень привлекательно.
Около девяти, когда защитник и прокурор уже заняли свои места – в зал ввели Лилиан Хорн в сопровождении двух полицейских по бокам и женщины-охранницы.
Лилиан Хорн держалась очень прямо в своем элегантном белом шелковом костюме и производила скорее впечатление кинозвезды, играющей роль обвиняемой, чем человека, чью судьбу действительно собирались решить здесь в ближайшие дни. Ее осветленные волосы были изящно уложены, янтарные глаза эффектно оттенены густо накрашенными ресницами, а безупречный макияж скрывал утраченную в тюрьме свежесть кожи.
Михаэль Штурм испытал шок при виде подсудимой. Эта Лилиан Хорн не имела ничего общего с той небрежно одетой молодой женщиной в туфлях на босу ногу, представшей перед ним в стенах Института судебной медицины. Но магическое действие ее чувственного обаяния, испытанное им тогда, захлестнуло его с новой силой.
Когда репортеры кинулись вперед с поднятыми камерами, Лилиан Хорн замерла, и в уголках ее губ заиграла улыбка.
Какое-то время ничего не было видно, кроме вспышек. По залу пронесся ропот, а публика в задних рядах даже встала.
– Михаэль, она просто фантастически выглядит, – зашептала Ева, – еще лучше, чем на фотографиях, и это после трех месяцев заключения! Как это у нее получается? Прямо сдохнуть можно от зависти!
Михаэль Штурм, наконец, преодолел замешательство, испытанное при виде Лилиан Хорн.
– Похоже, у нее плохой советчик, – сказал он.
– Почему?
– Суд любит раскаивающихся грешников.
– Но до сих пор ей не в чем было раскаиваться!
У Штурма уже не было времени объяснять, что он имел в виду, потому что репортеров попросили из зала, а через узкую дверь с другой стороны появились судьи: трое профессиональных членов суда в мантиях и шестеро присяжных заседателей.
Председательствующий – грузный господин преклонных лет, с квадратным черепом и внушительных размеров носом – зачитал определение суда о принятии к производству уголовного дела и назначении его к слушанию. После этого он вызвал всех свидетелей, и объяснил им значение клятвы в суде, а также довел до их сведения, что дача заведомо ложных показаний, даже если они будут сделаны и не под присягой, карается тюремным заключением.
После того как свидетелей удалили из зала, он приступил к допросу обвиняемой для установления ее личности.
Лилиан Хорн рассказывала о себе лаконично и без эмоций. Она не апеллировала ни к состраданию
