Оракул

— Ну так поверь. — Алексос рассеянно крутил в пальцах хвост сидящей у него на плече обезьянки. — Потому что скоро встанет солнце, а на рассвете я должен войти в Девятый Дом. Но я не знаю дороги. Бог послал тебя, чтобы ты меня отвел. Точно так же, как он послал Мирани, Орфета и всех остальных.

Шакал свернул в левый туннель. Закинув мальчика за спину, он бросился бежать.

— Выходит, я всего лишь божий слуга, — пропыхтел он.

— Да. Только сам этого можешь не понимать.

— Не понимаю...

— Даже Аргелин — божий слуга. Люди считают себя гораздо важнее, чем они есть на самом деле. И ты тоже считаешь...

Коридор опять разветвлялся. Около входов в туннели сидели и бесстрастно смотрели прямо перед собой гигантские каменные Архоны — мрачные и мертвые. Шакал яростно выругался.

— Неужели это Врата Второй Династии?! Мы ушли на много миль от нужного места!

Обезьянка обвила хвост вокруг шеи мальчика, он стряхнул его. Зверюшка, ничуть не обидевшись, уселась ему на голову.

— Я же говорил, — спокойно ответил Алексос. — И если ты считаешь, что Аргелин вернет тебе твои родовые поместья, то ты сильно меня переоцениваешь, господин Шакал.

Грабитель могил сбросил мальчика с плеч; тот с криком упал на землю. Шакал схватил Алексоса за тунику, притянул к себе. Его продолговатые глаза пылали гневом.

— Откуда ты знаешь про мою семью?! Кто тебе рассказал?

Алексос улыбнулся.

— Я Архон, — спокойно сказал он. — Архон всегда бывает только один. Я был Сострисом, Пеленатом и Амфилионом. Тысячью воплощений. — Его голос эхом отдавался в темных туннелях. Он звучал как голос взрослого мужчины, глубокого старика. Шакал отпрянул назад. С мгновение они смотрели друг на друга. Потом Алексос вытер пыль с лица и встал.

— Если ты Архон, — прошептал Шакал, — выведи нас отсюда.

Алексос пожал плечами.

— Нас выведет мой брат.

— В самом деле? — голос Шакала звучал устало. — И где же мы его найдем?

— Он у тебя за спиной, друг, — послышался шепот Креона.

* * *

— Что мне делать? — спросила Мирани. — Как доставить воду на землю?

«Ты же Носительница. В чаше. В бронзовой чаше».

Чаша стояла возле колодца. Мирани взяла ее.

— Но ведь прольется! Я не сумею ее донести!

«Надо. От тебя зависит судьба твоего народа!»

Она увидела, что он стоит лицом к лицу со своей тенью, рука об руку с самим собой. Потом тень надвинулась, наплыла на него, и он принялся сражаться с ней. Так день борется с ночью, тьма со светом, и в битве этой не может быть победителя, и не будет ей конца. Мирани погрузила чашу в колодец, наполнила ее и бросилась бежать. Вода переливалась через край, выплескивалась ей на платье. Достигнув поворота туннеля, она, запыхавшись, обернулась. В туманной дымке мерцал, то вспыхивая, то снова угасая, залитый солнцем сад и темные скалы вокруг. Тьма и свет по-прежнему кружили, сцепившись в полувоинственном- полулюбовном объятии. Она побежала дальше.

Через несколько шагов туннель пошел вверх, превратился в лестницу. Она в изнеможении карабкалась по ней, легкие разрывались от боли, ноги налились свинцовой тяжестью. Она понятия не имела, где находится, — должно быть, заблудилась где-то в подземных лабиринтах, среди гробниц... Мирани замедлила шаг и, устало преодолевая ступеньку за ступенькой, чувствовала, как щекочет лицо многовековая паутина, видела на стенах выцветшие силуэты богов и героев, великих зверей пустыни, проходила мимо бесчисленных дверей, отмеченных знаками полузабытых Архонов древности. Еще одна лестница. Она взбиралась все выше и выше по наклонному коридору, пока не вышла в обширный зал, где, словно охраняя вход в чернеющие по бокам туннели, на каменных пьедесталах восседали две громадные статуи с мечами на коленях. Возле одной из них она и остановилась, присев на корточки.

И тут ей послышались голоса. Какая-то тихая возня. Казалось, нескончаемая битва идет где-то у нее над головой, и она вот-вот снова увидит их: свет, борющийся с тьмой...

Она осторожно поставила бронзовую чашу на землю. Коснувшись ладонями шершавого камня, выглянула из-за исполинской ноги.

На полу сидел мужчина, которого она никогда прежде не видела. Он в гневе смотрел куда-то вперед, а у него на шее висела маленькая обезьянка Она вытаскивала у него из карманов золотые браслеты, броши, драгоценные украшения и раскидывала их по коридору. Над мужчиной стояло худое, беловолосое, словно не знающее солнечного света существо. Оно что-то говорило, и слова его были странными, но все же она поняла некоторые из них Это были слова из древних молитв. Забытый язык богов. Отвечал существу знакомый голос, высокий и чистый. На колене каменного Архона сидел Алексос. Увидев ее, он весело замахал рукой.

— Мирани! Вот ты где!

* * *

Перебравшись через шаткий мостик, они увидели впереди свет: очень слабый, очень бледный, но он означал, что рассвет уже близок. Орфет, задыхаясь, облокотился о стену.

— Поздно. Мы ее потеряли! Ничего не вышло. Они изберут не того Архона...

Сетис ничего не ответил. Он упрямо шагал к свету. Это были врата корпуса писцов, официальный путь на нижние уровни Города.

Он подошел к выходу. В лицо ему пахнуло прохладным ветром.

Высоко на крепостной стене раздалось торжественное пение горна, откликнулись трубы с других башен. Город пробуждался от траурного безмолвия.

Далеко над морем, над черной стеной с сидящими на ней безмолвными истуканами, сквозь облака пробилась тоненькая полоска перламутрового света.

И тут же отовсюду — из зданий, из бараков, из писцового зала — начали выходить люди. Сетис и Орфет в молчании следили за происходящим. Распахнулись ворота, и на площадь хлынула толпа. Люди кричали, хромали, толкались, несли больных и измученных жаждой стариков. Плакали маленькие дети. Площадь наводнили женщины в вуалях, хромые уродцы, рябые от оспы моряки. Они выстроились вдоль дороги, сотрясая тиши ну своими криками, и жалкая немощь их нужд растекалась в неподвижном воздухе, как гнилостная вонь.

— Что же это за Бог, если он позволяет вершиться та кому злодейству! — в приступе беспредельного отчаяния выкрикнул Орфет.

Сетис поскреб немытую голову.

— Бог с жалом на хвосте, — пробормотал он.

Девятый Дом. Обитель Величия Архона

Из поколения в поколение я веду борьбу с самим собой. Я знаю, что должен обвить руками весь мир, по тому что миру нужны оба моих воплощения.

Солнце и луна. День и ночь. Радость и печаль.

А Царица Дождя приходит, когда пожелает, и спасает мир. Однажды она коснулась моего лица влажными пальцами. И сказала:

— Они не помнят наших рассказов. Но мы не позволим им позабыть нас.

Прошлой ночью мне приснилось, что она сотворила потоп и затопила весь мир.

Но это было давным-давно.

He забывай о царстве под ногами

Она подняла чашу и понесла ее к ним, пошатываясь, стараясь не пролить ни капли. Человек с диковинными миндалевидными глазами следил за ее приближением с благоговейным ужасом, как будто из темноты ему навстречу вышло привидение. Алексос спрыгнул с каменного колена и радостно воскликнул:

— Я же говорил, что ты скоро придешь. Это у тебя дождь?