подкрасила ресницы и бледные губы. Но глаза пылали гневом, она стояла, выпрямившись во весь рост, и на ее умном лице не шевелился ни один мускул. Мирани затрепетала от страха, на спине выступил пот. По обычаю прежняя Гласительница надевала маску на новую — она об этом совсем забыла.
Гермия скорее убьет ее, чем сделает это.
Мирани медленно выпрямилась.
Вот он, конец. Время пришло, и ничто больше ее не спасет. Что задумал Бог? Выжидает, хочет посмотреть, доверяет ли она ему? Она обернулась, распростерла руки. Звякнули хрустальные капли. Где-то в углу тихо зарокотали барабаны и трещотки. Она раскрыла рот, чтобы произнести слова Открытия.
Но вместо них раздался чей-то крик.
Аргелин мгновенно обернулся. Он всегда был начеку. Стражники сомкнулись вокруг него стеной.
На тропе, ведущей к пещере, появился человек. Бородатый, в длинном красном бурнусе, он нес тяжелую шкатулку. Опередив воинов, попытавшихся выхватить ее, он осторожно опустил свою ношу на землю и выпрямился.
— Дар в знак перемирия.
— Какого еще перемирия?! — изумился Аргелин. — От Джамиля?
— От моего повелителя принца.
— Не слыхал ни о каком перемирии.
Мирани обернулась.
— Перемирие настало, господин генерал. С этой минуты. Во время церемонии Возведения Гласительницы всякое насилие запрещено. — Не дожидаясь его ответа, она повернулась к гостю. — Ваш принц пришел? Он здесь?
— Он ждет внизу, госпожа.
— Тогда пусть поднимется.
Не обращая внимания на гневные возгласы Аргелина, она смотрела на темный силуэт Жемчужного Принца, приближавшийся ко входу в пещеру. За ним следовала свита, одетая в шелка и златотканую парчу, повсюду мерцали жемчуга.
Джамиль поклонился ей и Девятерым.
— Я получил ваше письмо о том, что условия нашего Императора выполнены. Что произошла смена Гласительницы. — Его темные глаза вопросительно взирали на Мирани. — Это правда?
— Если этого пожелает Бог, — тихо промолвила она.
— Тогда пусть эта церемония пройдет у меня на глазах, и тогда наступит мир. Потому что истинной причиной ссоры была не торговля и не правление господина Аргелина, а осквернение Оракула. Оракул должен быть доступен каждому. В этом суть наших верований.
Мирани кивнула. Закончив разговор, она принялась читать молитву Открытия, и к ней неуверенно присоединились голоса остальных Девятерых. Луна взошла высоко, ее свет наполнил пещеру морозным сиянием, заиграл на кристаллах, усеивавших стены пещеры, и стало казаться, будто из глубокой расселины поднимается едва заметная туманная дымка.
Когда молитва завершилась, Мирани подошла к краю расселины и заглянула внутрь.
Что там поблескивает в глубине?
Неужели вода?
Из Колодца поднимался пар, вниз вела лестница. Он был огромен, священный водоем с горячей, исходящей паром водой, зеленой и неизмеримо глубокой, и в нем, погрузившись по грудь, стояли статуи. На стенах пещеры вокруг Колодца росли папоротники с длинными перистыми листьями, сверкающие камни были припорошены желтовато-зеленым налетом водорослей. Повсюду испарялась, оседала, капала вода. Из трещин между камнями выступали остатки древних резных деревянных фигур, на полу возле водоема валялись почти рассыпавшиеся фрагменты цветочных гирлянд. И повсюду были маски.
Они висели на шестах над водой, и их прогнившие лица взирали на незваных гостей. Сквозь клубы пара Сетис разглядел, что глазницы и скулы были сделаны из дерева и коры, из папируса и серебра, из позеленевшей меди и потемневшей бронзы. Здесь собрались маски всех Архонов вплоть до Расселона, при котором путь к Колодцу был утерян.
Тишина. Ее нарушал только мерный перестук капель, падающих в водоем.
Они осторожно подошли ближе. Сетиса окутало восхитительное тепло. Он размотал тряпки, которыми было прикрыто лицо, и вдохнул полной грудью, почувствовал, как оттаивают закоченевшие руки и ноги.
— Что дальше? — прошептал он.
Пещера услышала его слова, подхватила их, зашептала, повторила много раз и послала их обратно, превратила в низкий гортанный рокот, от которого задрожали и упали с потолка бесчисленные капли. Лис испуганно поглядывал на вход.
Алексос шагнул вперед, положил обе руки на кромку водоема, склонился над клубами жаркого пара.
— Как много лет прошло с тех пор, как я бывал здесь! — прошептал он.
К нему подошел Шакал.
— Где же твои грозные Хранители, Архон?
Мальчик обернулся к нему. Спутники с удивлением заметили у него в глазах слезы; одна из них скатилась по щеке и упала в воду.
— Подойди и посмотри, Сетис. И все остальные тоже.
Сетис бросил взгляд на Орфета, коснулся ладонями выщербленной скалы. Камень был гладкий, весь какой-то маслянистый от красноватых железистых отложений. Юноша заглянул в Колодец.
От воды курился пар. Зеленые глубины раскрылись, как будто слеза Архона прожгла в них дыру, и перед глазами всех четверых, наполняя Колодец, поднялась тьма.
Из этой тьмы на него смотрело лицо. Красивое, опаленное солнцем, с настороженными глазами. Но это было не лицо, а маска, а за ней зияла мгла, ужас, пустота. Он отшатнулся. Лицо было его собственным.
Орфет, глядя в Колодец, застыл.
— Что это такое, Архон? — проговорил он голосом, охрипшим от страха.
— Хранители, Орфет.
— Они всегда сидят здесь?
— Нет. Мы привели их с собой. — Мальчик поглядел на Лиса, передернувшегося от отвращения, на Шакала, взиравшего в глубины без малейшего трепета.
Вода заколыхалась, пошла пузырями и волнами. Сетис отскочил, оттащил Орфета. Алексос ловко вспрыгнул на каменный карниз. Из зеленой глубины вынырнули две руки, тонкие, испачканные чернилами. Руки Сетиса. Они ухватились за край колодца, подтянулись, и из воды вышло существо с маской в виде его собственного лица, облепленное водорослями. С него капала дымящаяся вода.
Вслед за ним вылез двойник Орфета, толстый и злобный; существо в маске Лиса, проворное и жестокое. И под конец из Колодца выбрался высокий, стройный силуэт с продолговатыми глазами, хитрыми и холодными, не знающими пощады.
Шакал отступил на шаг.
Не говоря ни слова, каждый из них смотрел в лицо самому себе.
Они стояли лицом к лицу, две Гласительницы, прежняя и новая. Гермия держала маску, золотые диски и перья ибиса ниспадали ей на руки, безупречное лицо с гравировкой на скулах устремило неподвижный взгляд в средоточие теней, гнездившееся в глубинах пещеры.
Мирани замерла в неподвижности. Внезапно она осознала, что, если Гермия наденет на нее маску, они поменяются местами. Не Гермия, а она сама будет говорить неправду от имени Оракула, станет провозвестницей лжи.
Но из древних глубин к ней вернулись лишь ее слова, отразившиеся искаженным эхом.
