Он поднял голову, посмотрел на окутанные тьмой ветки. Ветерок шевелил его белые волосы.
— Ты сохранила золотого скарабея? — спросил он.
Она не сразу поняла, о чем он говорит. Потом вспомнила крохотного жучка, которого ей дала Мантора. Он был все еще приколот к складкам ее туники. Нащупав его, Мирани вспомнила, как он предал ее у ворот. Она достала брошку.
— Этого? Но его дала мне ведьма…
— Она считает его своим колдовским амулетом. Положи его, Мирани.
Девушка опустила скарабея на ворох опавших листьев. Креон склонился и коснулся его белым пальцем. Жучок тотчас же съежился, блеснул, шевельнулся. Вырос величиной с кулак, стал бирюзовым, потом золотым, потом медно-коричневым. На миг распростер прозрачные крылышки и сразу же заправил их под твердые надкрылья, затем с шорохом убежал в темноту.
Глаза Креона устремились на Мирани.
— Следуй за ним. Его путь — это путь солнца. Чем дальше ты пойдешь, тем легче будет виден этот путь. Ни в коем случае не сворачивай. Делай, что от тебя требуется, даже если это будет означать, что никто из вас не вернется. Даже мой брат.
Она покачала головой.
— Не знаю, удастся ли мне остановить Аргелина.
Он не ответил. Она обернулась — но на поляне уже никого не было.
— Креон!
Она встала, огляделась. Да был ли он здесь вообще? Или она разговаривала с собственной тенью, потому что здесь, в этой бескрайней стране, больше нет ни одного живого существа?
Ночь стояла непроглядно черная. На востоке блестел лунный диск, и безбрежная равнина исполнилась шелеста и шепота. Мирани содрогнулась от нахлынувшего чувства одиночества.
И тут она увидела знак. Маленький, мохнатый. Он выбежал у нее из-под ног, как будто ребенок прокатил по земле мячик. Он вел ее на запад, между оливами. Расчистив путь от опавших листьев, Мирани поняла, что комочек выводит ее из леса. Она пошла вслед за ним и на опушке рощи оглянулась, посмотрела на костер.
По краям освещенной поляны метались тени.
— Я постараюсь, — шепнула она.
— Тяните! — опять заорал Аргелин.
Орфет злобно выругался, ухватился покрепче и дернул. Рука генерала выпустила меч так внезапно, что оба чуть не упали. Чтобы удержаться на ногах, Орфет ухватился за кирасу Аргелина. А великан у них над головой неумолимо разрывал путы. Гигантская рука попыталась схватить их, промахнулась, нацелилась опять. Орфет потащил генерала за собой. Под ногами хлюпала тягучая желтая смола. Несколько капель брызнули на Орфета, склеили ему пальцы.
— Меч! — Аргелин потянулся назад.
— Оставь его!
— Не говори глупостей!
Орфет с трудом оттащил генерала.
— Прикоснешься к нему еще раз — завязнешь навеки! Я заберу мальчишку и уйду!
Обоих пожирала жгучая ненависть. Аргелин с трудом вытащил ногу из смолы и сделал шаг назад.
Орфет в ужасе замер.
— Архон! Не надо!
Алексос встал на ногу бронзового человека и глядел вверх. На него падал дождь зеленой листвы; красивое лицо мальчика было безмятежно. Он сказал:
— Если хочешь, я освобожу тебя.
Великан притих.
Орфет застонал.
—
Алексос весело рассмеялся.
— А вот так. — Он потянулся, глубоко, по плечо, засунул тонкую руку между узловатыми побегами, нащупал полированную поверхность могучей ступни. И запел. Голос у него был высокий, совсем не музыкальный, пронзительный, как крик птицы. Песня была без слов. Зато в ней звучала теплота. Даже Орфет, отчаянно выпутываясь из янтарной смолы, ощутил, как она проникает ему глубоко внутрь. Сначала от нее разливалось уютное тепло, потом оно разгорелось жарче, стало жгучим как огонь. Музыкант попятился.
— Дружище…
Взрыв налетел внезапно. Жар превратился в пылающий свет. От ослепительного сияния выступили слезы, он прикрыл глаза рукой, услышал вскрик Аргелина. За спинами у них заструились тени. Медное тело великана раскалилось докрасна. Кусты вокруг него вспыхнули ярким пламенем. Над головами у людей высился гигант из расплавленного металла, огненный колосс. С кончика пальца упала капля жидкого металла величиной с валун.
Она ударилась о пустыню возле Алексоса, подпрыгнула, как мячик, затрепетала, всколыхнулась, затвердевая, и со стуком обрушилась на гальку. По песчаным дюнам покатились мелкие бронзовые шарики.
— Он плавится. — Орфет с трудом узнал охрипший голос Аргелина. Генерал подошел ближе. — Посмотри на его лицо.
Раскаленный добела великан превратился в Бога. Огненные черты пылали, как будто внутри у него поселилось солнце. Архон, облаченный в церемониальные покровы из золота и чистого света. Вокруг его бровей полыхали вьющиеся побеги; великан поднял руки к лицу — они двигались легко, как живые, как руки обыкновенного человека из плоти и крови. Исполин устремил на Алексоса широко раскрытые глаза.
— Будут и другие, — сказал он.
— Я освобожу их всех. Передай это ей.
Великан вздохнул.
— Она знает.
— И Мирани. Ты видишь Мирани?
— Болото. — Но слова его тоже стали плавиться, звуки искажались и растекались, огонь, снедавший исполина изнутри, прорывался сквозь швы и заклепки, вытекал из пальцев и ушей, и в считанные мгновения великан превратился в сноп белого пламени. Он стоял, протянув к луне пылающие руки, а потом обрушился на песок дымящейся грудой огненных обломков.
Аргелин схватил Алексоса за руку, оттащил подальше.
— Вот так я и поступал с ее статуями, — сказал генерал.
Мальчик удивленно поднял глаза.
— Тогда это была месть. А сейчас — освобождение. — Он потупил глаза. — Пусти меня.
Рука Аргелина стиснула его еще сильнее.
— Не отпущу, пока мы не придем в Сады.
— Ты же слышал. Пусти его, — донесся сзади раскатистый бас Орфета. Аргелин развернулся и с размаху ударил музыканта кулаком в живот, потом в шею. Сдавленно вскрикнув, Орфет повалился наземь и больше не шевельнулся.
Алексос хотел убежать, но не смог. Он дергался, брыкался, вырывался, но рука Аргелина цепко держала его. Генерал подтащил мальчика к себе.
— Хватит драться, Архон. Теперь ты навсегда останешься со мной. — Он поднял сцепленные руки, с ладоней стекала смола, уже начавшая твердеть. Аргелин сунул меч в ножны и подтолкнул мальчика перед собой. — Пошли. Живей.
— А как же Орфет?
