– Лейт всегда недооценивал тебя.
– Нас, – поправила ее Фиона. – Потому что мой план касается нас обеих.
– Продолжай.
– А что, если одну близняшку нельзя будет отличить от другой? Ведь у нас с тобой одинаковые черты лица, ярко-рыжие волосы, зеленые глаза и бедра, отлично приспособленные для деторождения. Даже членам клана иногда трудно различить нас. Только характеры у нас разные.
Элис не спеша кивнула.
– Я обладаю сильной волей и за словом в карман не лезу; я люблю верховую езду, охоту, оружие, в то время как...
– ...я отличаюсь кротостью и отзывчивостью, интересуюсь целебными травами ц врачеванием, – закончила Элис.
– И обе мы независимые натуры, – сказала Фиона, – хотя многие считают, что ты во всем полагаешься на меня из-за своей мягкости. Они не знают, как ты отважна. Я уверена, если уж мы начнем разыгрывать свою шараду, то я вполне могу положиться на твою твердость. Нам надо объединить наши столь несхожие натуры, чтобы никто не мог отличить нас друг от друга. Тебе придется говорить побольше и проявлять дерзость...
– ...а тебе быть помягче, смирить свой острый ум и прикусить дерзкий язычок.
– Самое лучшее во всем этом, – сказала Фиона, понижая голос до шепота, – что никто не догадается, что мы обе настолько искусны, что сможем использовать эту хитрость в интересах друг друга и добиться, чтобы нам поверили.
– Мы проявим одинаковую ловкость во всем, и никто не поймет, кто из нас кто.
– Конечно, Лейт не скроет своего неодобрения, – сказала Фиона, готовая расхохотаться. – Но я получу огромное удовольствие, когда увижу его растерянность. Скорее всегоЛейт потребует, чтобы мы подчинились ему, и начнет нам угрожать, но что он сможет сделать? Разлучить нас? Он не сможет заставить нас расстаться, и руки у него будут связаны.
– Не следует забывать и о Тарре из Хеллевиков, – напомнила Элис.
На этот раз Фиона не удержалась от смеха.
– Ему не удастся добиться своего.
– И это его разозлит.
– Пусть винит себя. Он заслуживает того, чтобы его выставили глупцом. Как можно требовать, чтобы я вышла за него замуж и рожала ему детей, даже не познакомившись со мной!
– Нам следует проявлять осторожность. Известно, что он привык получать желаемое любой ценой, – сказала Элис.
– В этом мы с ним похожи.
– Говорят, что ему знакомы только победы. Фиона пожала плечами:
– В таком случае пора ему узнать и вкус поражения. Будем надеяться, что ему надоест наша игра и он решит оставить нас в покое.
– Мы проявим упорство, и он поймет, что бессмысленно давить на нас. Надеюсь, что ты права, – сказала Элис, мысленно молясь, чтобы их план сработал. – Потому что если это не так, то очень скоро мы почувствуй ем силу его гнева. Я слышала, что многие трясутся от страха всего лишь в присутствии этого могущественного воина. Могу себе представить, в какой ужас приводит их его ярость.
– Но есть ли мужчина, не впадающий время от времени в ярость? Они шипят, орут, требуют, ожидая, что им покорятся, и выставляют себя в самом неприглядном и глупом виде.
Элис хихикнула:
– При столь нелестном мнении о мужчинах едва ли удивительно, что в двадцать один год ты не замужем.
– Стоит ли напоминать, что и у тебя тоже нет мужа? Элис прикрыла рот ладошкой, чтобы скрыть смех.
– Не пытайся даже намекнуть, что это моя вина, – с вызовом проговорила Фиона.
– Ты распугиваешь всех возможных женихов, – сквозь смех с трудом проговорила Элис.
– Я твоя старшая сестра, – заявила Фиона.
– Ты старше всего на десять минут.
– И все-таки старше. Поэтому отвечаю за тебя, а пока что ни один мужчина не показал, что он достоин тебя, – настаивала Фиона, полная несокрушимой уверенности, что должна защищать сестру. – И не говори мне, что хоть кто-нибудь из них заинтересовал тебя. Если бы хоть один привлек твое внимание, я не стала бы вмешиваться.
– Должна признать, что я довольна своей жизнью. Я получаю удовлетворение от работы с целебными травами, мне нравится узнавать все, что возможно, о врачевании. Не думаю, чтобы у меня нашлось время для мужа.
– А я в последнее время задумываюсь о замужестве, – призналась Фиона. – Воспоминания о нежной заботливости друг о друге, связывавшей наших родителей, заставляют меня пожелать для себя того же самого. Не помню, чтобы когда-нибудь они сказали друг другу хоть одно грубое слово, хотя мы всегда чувствовали, если они были недовольны чем-то. Но это недовольство длилось недолго, и стоило кому- нибудь протянуть руку в знак примирения, как все улаживалось и родители снова начинали улыбаться.
– А помнишь историю о том, как отец любил мать издали, не смея к ней приблизиться до того