— Гауптштурмфюрер, мы попали под пули снайпера и пулеметный огонь. Один убит, несколько человек ранены.
— Никто ничего подозрительного не заметил? — осведомился Лёфлад.
— Если судить по входным отверстиям пуль, стреляли не с возвышенности.
Дальке стал изучать протянувшуюся перед ним улицу в бинокль.
— Они засели вон там, в доме в конце улицы.
Едва он договорил, как прямо перед нами снег взорвался множеством фонтанчиков. Мы бросились кто куда, ища, где укрыться. Кто-то тут же крикнул:
— Перекличка!
Но, к счастью, никто из нас не был ранен.
— Сколько же у них пулеметов? — спросил Пфингстаг.
— Как минимум три, — ответил Дальке. — И, соответственно, их 8—10 человек в доме.
До упомянутого дома было метров 25.
— Можно вызвать из других взводов подкрепление, пусть зайдут к ним с фланга, — предложил я.
— Ты что, спятил?! — воскликнул Дальке. — Мы же понятия не имеем, какие улицы у них под контролем.
— Что же тогда делать? — спросил Крендл. Дальке какое-то время раздумывал.
— В расчетах 8,8-см орудий опытные люди?
— Спецы, — успокоил его я.
На самом деле я представления не имел, насколько они опытны.
Дальке, переключив «Петрике» в режим передачи, огляделся.
— 2-й взвод вызывает расчеты 8,8-см орудий!
— 4-я батарея. Слушаю.
— Нужно, чтобы...
В этот момент перед нами снова хлестнула пулеметная очередь. Выждав пару секунд, Дальке продолжал:
— Нужно, чтобы вы дали залп примерно на 25 метров в глубь города. С запада. Берите 30 метров севернее право-славной церкви и... скажем, 20 метров южнее административного здания. На нем флаг. Видите его?
— Видим, видим, просим подтвердить, — прозвучал ответ 4-й батареи.
— Подтверждаю, — отозвался Дальке и повторил:
— 25 метров вглубь, 30 метров севернее церкви и 20 южнее административного здания с флагом.
Снова очередь из крупнокалиберного пулемета русских. Снова на нас обрушился град осколков кирпича и асфальта.
Тут подал голос Кюндер.
— Отставить! Отставить! 4-я батарея, огня не открывать!
Я стал говорить в передатчик:
— Гауптштурмфюрер, 2-й взвод под обстрелом из крупнокалиберного пулемета. Нам головы поднять не дают. Распорядитесь об поддержке артогнем по указанным координатам...
Тут я запнулся, услышав нечеловеческий вопль изнутри вездехода.
— Гауптштурмфюрер, у нас как минимум пять трупов. А без огневой поддержки их будет еще больше.
— Так вот, ответственность целиком ложится на вас, — предупредил меня Кюндер.
И тут же добавил:
— 4-я батарея, разрешаю открыть огонь.
К нам обратился наблюдатель батареи 8,8-см орудий, и тут вновь очередь со стороны русских.
— Так вот, ребятки, пригнитесь пониже, — предостерег наблюдатель. — Сейчас стрельнем.
Несколько секунд спустя тяжело заухали 8,8-см орудия. И тут же здание в конце улицы взорвалось, исторгнув целый водопад битого стекла, штукатурки, кирпича, щепок, дыма и пыли.
— Все в порядке? — осведомился артиллерийский наблюдатель.
— Мы, во всяком случае, живы-здоровы, — заверил его я.
— Ну, и как мы сработали? — желал знать наблюдатель 4-й батареи.
Мы переглянулись.
— Как я понимаю, они их угробили? — спросил Крендл.
Дальке, поднявшись, вышел на середину улицы и стал размахивать руками. Я понимал, что это дурость, но он стоял с таким уверенным видом.
— Думаю, с ними покончено, — подвел итог Дальке. Наклонившись к «Петриксу», я сообщил:
— Все отлично. Пулеметные гнезда русских подавлены. Наблюдатель рассмеялся.
— В конце концов, нам за это платят. Прошу обращаться в случае чего. Конец связи.
Пройдя по улице до разрушенного здания, мы среди дымящихся обломков обнаружили тела погибших русских и четыре крупнокалиберных пулемета. Неподалеку продолжали стрелять из автоматов и винтовок. Мы остановились, и тут нас позвал Лёфлад.
— Эй, поглядите-ка!
— Черт! — вырвалось у Крендла.
Повернувшись, я увидел мальчика лет трех. Он стоял, ухватившись за шинель Лёфлада и запустив пальцы себе в рот. Ребенок был чумазый, в ватной телогрейке до пят, на голове засаленная вязаная шапочка.
Лихтель, присев на корточки, спросил его по-немецки:
— Где твои родители?
— Ты спрашиваешь, где его родители, да? Лёфлад, да если бы он знал, где они, он к тебе не подошел бы.
Лихтель повторил вопрос.
— Какого черта ты его пытаешь? — не выдержал Крендл. — Он же по-немецки ни х... не понимает.
— Чего ты выражаешься в присутствии ребенка? — вспылил Лёфлад.
— Но раз он по-немецки не понимает, то тем более не поймет, как я выражаюсь, — резонно возразил Крендл.
— Ладно, ты лучше скажи, что с ним делать? — осведомился Лёфлад. — Не бросать же его здесь.
— Во всяком случае, за собой тащить мы его не можем, — вмешался Лихтель.
Я попытался отыскать соломоново решение.
— Ригер! Проводите ребенка в тыл. Тот лишь рассмеялся в ответ.
— Прошу прощения, командир, но 3-я дивизия СС — не детприемник.
Товарищи Ригера громким хохотом подтвердили его правоту.
— Крендл! Отведи ты его в тыл!
— Чтобы Кюндер поставил нас вместе с ним к стенке? Пошел ты, Кагер, знаешь куда...
Мальчик тем временем постукивал пальцем по каске Лихтеля. Наши, обступив ребенка и Лихтеля, от души потешались.
— Ладно, так и быть, — сказал я. — Сам отведу его в тыл.
И, перебросив на спину свой МЗ-40, подхватил малыша на руки.
— Ты смотри, поосторожнее с ним, не урони ненароком, — напутствовал меня Лёфлад.
— Хочешь, я его отнесу? — вызвался Пфингстаг.
В конце концов, он был отцом троих детей, посему ему вполне можно было доверить мальчишку. Строго говоря, Крендл был совершенно прав — Кюндер взбесится, увидев такое.
— Нет уж, — ответил я. — Лучше я сам.
— А я останусь за тебя на время твоего отсутствия? — осведомился Крендл.
— Черта с два! Лёфлад, ты остаешься за меня со взводом до моего возвращения.
И я потащил этого русского ребенка, на руках вынес его из Александровки, пронес по раскисшим от снега и грязи полям. Заметив меня, наши рекогносцировщики приветливо замахали руками. Я уже
