измышлениям, которые публикуют европейские газеты о здешних делах... Здесь царит полный покой». — Цит. по: Nachla? Botschafter Schulenburg (Aktenordner Duberg), S. 3.
170
Кёстринг также отметил, что «малая война против дипломатов» затрагивает не только немцев. Он признал, что, возможно, «среди представителей дипломатического корпуса и членов их семей и имели место случаи спекуляции», однако «происходящее здесь свидетельствует о крайней бесцеремонности в обращении с иностранцами». Письмо Кёстринга Типпельскирху (ОКВ) от 24 октября 1938 г., в:
171
Письмо Шуленбурга Алле фон Дуберг от 3 октября 1938 г. (Nachla?, S.5-6).
172
В письме от 24 октября 1938 г. Шуленбург сообщил Алле фон Дуберг: «В середине ноября отсюда уезжает английский посол и я становлюсь дуайеном. Мне жутко, когда подумаю, что тогда я должен буду представлять в здешнем правительстве интересы всего дипломатического корпуса. Посмотрим, как я с этим справлюсь».
173
10 октября 1938 г. в частном письме Шуленбург сообщил о своем прибытии в Берлин в «начале ноября». «Мне нужно, — писал он, — многое сделать сейчас, когда серьезный кризис мирно закончился. Едва ли A.A. будет иметь что-то против этого». Письмо Шуленбурга Алле фон Дуберг от 10 октября 1938 г. (Nachla?, S. 2).
174
Типпельскирх — Шлипу, 3 и 10 октября 1938 г. (ADAP, D, IV, Nr. 476,477, S. 529-532).
175
Евгений Гнедин (сын Александра Парвуса-Гельфанда), бывший тогда заведующим отделом печати Наркоминдела, позднее поведал (Das Labyrinth. Hafterinnerungen eines fuhrenden Sowietdiplomaten, Freiburg i. Br., 1987, S. 124ff) об уходе Литвинова и последующих событиях. Показательно, писал он, что примерно за год до заключения германо-советского пакта «и политический штаб Сталина, и гитлеровские дипломаты в Москве с недоверием и враждебностью относились к Литвинову и его сотрудникам... С осени 1938 г. посольство Гитлера в Москве рассчитывало на поворот сталинской политики в сторону Германии и с нетерпением ожидало отстранения М.М. Литвинова с поста народного комиссара и ареста его наиболее добросовестных сотрудников (среди них и Гнедина. — Я.Ф.). О подобных ожиданиях германских диплома тов свидетельствуют также документы... министерства иностранных дел».
Тот факт, что отдельные германские дипломаты отдавали предпочтение Молотову, не имеет особого значения. Образованный, из русских мелкопоместных дворян, с момента назначения (в 1922 г.) одним из помощников генерального секретаря, имевший доступ непосредственно к Сталину, а после XVI съезда (1930 г.) являвшийся членом Политбюро, он с середины 30-х годов казался антисемитски настроенным кругам в германском министерстве иностранных дел человеком, на которого немецкой стороне следовало делать ставку. И хотя Литвинов никогда не пользовался у Сталина таким доверием, как Молотов, последний, если учитывать холодную корректность его поведения по отношению к германским дипломатам, подобного предпочтения никак не «заслужил», ибо никогда не давал убедительных доказательств своей принадлежности к «пронемецкой фракции» в Кремле. Заслуживает внимания заявление Гнедина о том, что документы министерства иностранных дел также свидетельствовали о прогнозах германского посольства. Сам он в то время, возможно, пользовался и другими источниками информации. Возникает вопрос, а не располагала ли советская сторона ключом и комбинацией к сейфу посольств, которые она до 1937 г. явно имела (см.:
176
177
Goebbels-Tagebucher, Teil 1, Aufzeichnungen 1924-1941. Bd. 3, Munchen/N.Y./London/Paris, 1987, S. 547.
178
Письмо Шуленбурга Алле фон Дуберг от 24 октября 1938 г., в: Nachla?, S. 4f.
179