Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

итальянской и французской дипломатической переписки из Берлина.

757

Россо в адрес Чиано, 27 июня 1939 г. Выдержка из телеграммы министерства иностранных дел итальянскому посольству в Берлине за № 13674 от 28 июня 1939 г. (MdAE, Affari politici, Russia п. 35 (1939.3), Rapporti politici Russia-Germania). Послание Граммона государствен­ному секретарю от 19 июня 1939 г. (с пометкой, что посол первоначаль­но предполагал через неделю вернуться, однако по желанию Риббентропа задержался на несколько дней, чтобы «подождать реше­ния германского правительства, касающегося отношений с Советским Союзом») и от 29 июня 1939 г., в котором говорится: »Посол в Берлине имел несколько бесед с Риббентропом, однако получить от него точных инструкций относительно прямых предложений Советскому прави­тельству не удалось (FRUS, I, General, No. 324,351, p. 325-327).

758

Беседа Риббентропа 16 июня 1939 г. в Берлине с японским по­слом в Италии Т. Сиратори (ADAP, D, VI, Nr. 529, Anm. 2, S. 608).

759

В ходе этих усилий, вероятно, и возникла запись начальника политического отдела, заместителя статс-секретаря д-ра Вёрмана от 15 июня 1939 г., т.е. на третий день переговоров Шуленбурга в мини­ стерстве иностранных дел (ADAP, D, VI, Nr. 529, S. 607-608; Rossi, Jahre, S. 19,31; Schorske. Ambassadors, p. 504; Kordt. Akten, S. 310; Allard. Stalin, S. 130f.; Braubach. Weg, S. 20). Как сообщил Вёрман, его в этот день посетил болгарский посланник (Драганов) и рассказал о бесе­де, которую он имел накануне с Астаховым; при этом Астахов, по его словам, высказался против заключения договора с западными держа­вами и за сближение с Германией и в связи с этим упомянул о советских притязаниях на румынскую Бессарабию. Астахов указал на неясность германских намерений («Майн кампф») и заявил, что Советское пра­вительство хотело бы, чтобы немцы высказались определеннее. Запись Вёрмана представили Гитлеру, который якобы заявил, что если дело дойдет до заключения союза между западными державами и СССР, то он отменит акцию против Польши и в сентябре в самом деле проведет объявленный «съезд мира». А если западные державы «осрамятся и уйдут домой с пустыми руками, то я смогу разбить Польшу, не опасаясь конфликта с Западом» (Kordt. Akten, S. 310). Оценивая данный эпизод, следует иметь в виду, что Драганов старался не только для Болгарии найти бесконфликтное решение польского кризиса. Он пользовался до­верием гитлеровского правительства (Э. Кордт) и хорошо осознавал степень своего влияния. Свою озабоченность обострением положения он продемонстрировал еще несколько месяцев назад. По словам Вайц­зеккера, 17 апреля 1939 г., т.е. вдень разговора Вайцзеккера с Мерека­ловым, Драганов в сопровождении двух болгарских министров явился к нему с просьбой — «в нынешнем опасном для Германии положении» по­заботиться о снабжении Болгарии военными материалами (ADAP, D, VI, Nr. 218, S. 223). Учитывая болгарские интересы, не удивительно, что он пошел дальше и, ссылаясь на мнимые советские ревизионист­ские планы, настаивал на выдвижении предложений по пакту. Как справедливо дважды подчеркивает в своих записях Вёрман, совершен­но неясной остается роль Астахова в якобы состоявшемся предшество­вавшем разговоре. В том, что два дня спустя Шуленбургу повстречался иной Астахов, совсем не похожий на описание Драганова и Вёрмана, нет ничего странного. Как задокументировано в записях Астахова, Драганов в розовых тонах описывал возможности стабилизации поло­жения в Восточной Европе, связанные с заключением пакта и взаимно­го разграничения «сфер влияния»!

760

Кулондр в адрес Боннэ, 15 июня 1939 г. (DDF, 2, XVI, п°435, р. 830).

761

ADAP, D, VI, №530, S. 608-609.

762

В тот же день (15 июня 1939 г.) Кулондр написал Боннэ, что в настоящее время на Вильгельмштрассе граф Шуленбург пытается ор­ганизовать торговую делегацию в Москву. «Рейх рассчитывает сделать Москве очень выгодные предложения и наладить между двумя страна­ми торговый обмен на самой широкой основе. Если англо-русский дого­вор не будет заключен, то это экономическое сотрудничество было бы, по мнению руководства рейха, лучшим средством подготовки почвы для политического сближения двух стран... В берлинских официаль­ных кругах говорят о необычных предложениях для России... и о жела­нии Германии любой ценой достичь этого». Такие предложения, по мнению Кулондра, вполне могли побудить Россию вести параллельные переговоры с обеими сторонами — «тактика, таящая опасность для мира в Европе» (DDF, 2, XVI, п. 434, р. 828).

763

Учитывая полученные Хильгером в Берлине впечатления, он во время беседы должен был вести себя крайне сдержанно. Поверенный в делах Типпельскирх пытался смягчить негативный исход беседы, когда пояснил, «что едва ли можно было ожидать немедленного согласия Ми­кояна с германским предложением, зная образ мыслей и методы веде­ния переговоров Советского правительства, которое сейчас чувствует себя уверенно. Периодически повторяющиеся утверждения Микояна о том, что за нашим предложением относительно переговоров ему видит­ся политическая игра, должно быть... в какой-то мере отражают его по­длинное мнение». Как подчеркнул Микоян в разговоре с Хильгером, он все еще не верит, «что речь не идет о продолжении политической игры, в которой в настоящий момент заинтересована германская сторона и из которой она, по всей видимости, надеется извлечь выгоду». В заключе­ние он заявил, «что не может изменить... свое мнение относительно то­го, что германский ответ является не совсем благоприятным» (ADAP, D, VI, Nr. 543, S. 622-624). И.Ю. Андросов («Накануне...», с. 142) оце­нил позицию Хильгера неверно.