Люди стали просыпаться спустя два часа. Солдаты подымались, отряхивались, с испугом оглядываясь на товарищей. Кое-кто еще мирно похрапывал, раскинув руки. Офицеры, смущенные непонятным явлением, с нарочитой громкостью отдавали приказания.
Уже вечерело, когда тяжелый самолет приземлился на аэродроме близ института.
– Ну что вы весь день молчите, как сыч. Догерти? – взял своего ассистента под руку профессор Эмерсон.
– Мне не нравится эта история с усыплением военных, хмуро ответил Догерти, следя за разгрузкой генератора.
– А, вы об этом? – усмехнулся профессор. – Пустое, Джим. Я очень рад эксперименту Это же, знаете ли…
– Если этот эксперимент станет предметом расследования международного трибунала, кое-кому не поздоровится.
– О, можно не беспокоиться, – рассмеялся профессор. Полк сегодня же вечером будет эвакуирован на остров Аргиль-Коронарио. Что касается экспертов, то… предоставим заботу о них генералу Норильду и полковнику Пристли. Когда они хотят, они умеют обойтись без шумихи. Держитесь бодрее, Джим!
– Постараюсь, – заставил себя улыбнуться Догерти, не спуская глаз с рабочих, устанавливающих генератор на автомашину. – Осторожнее, Хигл! – предупредил он одного. – Проследите за креплением, Олден!
Было уже поздно, когда Эмерсон распахнул окно своего кабинета, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. В экспериментально-монтажной лаборатории горел свет. “Догерти, верно, все еще возится с генератором. Славный он парень, но мне не совсем нравится его раздумье, эта сосредоточенность… Чудак, его волнует, что институтом заинтересовались военные. Странный человек. Даже ребенку ясно, что генератор массового сна предназначен отнюдь не для лечебных целей. Я, например, считаю удобным для себя полагать, что этот аппарат нужен для подавления забастовок и всякого рода волнений. Что же здесь плохого? Неужели резиновые дубинки и слезоточивые газы лучше, не говоря уже о пулеметах? Конечно, если широкая общественность узнает… Недаром Пристли так заботится об охране. Часовых вокруг института столько – мышь не проскользнет. Надо позвонить Догерти, чтобы он завтра с утра занялся… О чем я ему хотел позвонить?.. Фу ты, как хочется спать!.. Так о чем я хотел позвонить?.. Ах, да! Нужно подготовить схемы для мистера Митчела… Дьявольщина, я даже не в силах подняться!.. Позвольте-ка!.. Позвольте-ка, черт подери! Да это же…”
Внезапно навалившийся панический страх объял его душу. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но скованное свинцовой тяжестью тело не подчинялось ему.
Спустя несколько минут широкие двери экспериментально-монтажной лаборатории распахнулись. Грузовая машина с укрепленным в кузове генератором сна выехала во двор и направилась к воротам. Здесь она остановилась. Из кабины вылез молодой рабочий в комбинезоне и, перевернув на спину заснувшего часового, принялся обшаривать его.
– В правом кармане ищи, Олден, – сказал Догерти, высунувшись из кабины.
– Есть! – ответил Олден, подымая над головой ключ. – Хигл, помоги оттащить этого соню. В нем не меньше двухсот фунтов веса.
Хигл соскочил с машины и помог оттянуть часового в сторону.
Еще через минуту машина выехала на дорогу и помчалась, набирая скорость, мимо спящих часовых, к автостраде.
– Воображаю, как взъярится Эмерсон, когда, проснувшись, не увидит своего аппарата, – оказал Олден.
– А как взъярится Америка, когда увидит этот аппарат? ответил, улыбаясь, Догерти.
– Да, наши ребята подымут шум, когда узнают все то, о чем ты мне рассказывал, Джим, – задумчиво произнес Олден, хмуро глядя перед собой на дорогу.
28. ПОСЛЕДНИЙ ДОПРОС
Полковник Болдырев ходил по кабинету, заложив за спину руки, и думал. Нужно еще раз, не торопясь, перебрать в памяти все детали этого запутанного дела.
Все началось с письма, адресованного посольству. “В институте Браилова орудуют враги”. Подписи не было. Вместе с письмом в конверте – две фотографии. Казарин заявил, что это снимок внешнего вида аппарата рядом с дочерью Браилова. Он сказал, что снимок был сделан Лосевым. Узнав, что в лаборатории фотографировать нельзя, корреспондент тут же извлек из фотоаппарата кассету и передал ее Ирине Антоновне. Та принесла пленку ему, Казарину. Он проявил ее, отрезал конец ленты с запретным кадром и спрятал его в свой сейф, где хранились все схемы, в том числе и схема шестьдесят шестой модели генератора сонного торможения. К этому сейфу имели доступ только два человека – Казарин и профессор Браилов. Каким же путем схема генератора и злосчастная пленка попали в руки врагов?
Можно было допустить только три версии: первая – Казарин сделал отпечатки с злым умыслом; вторая – Казарин сделал отпечатки, не подозревая о последствиях, потом фотографии были у него похищены; третья – кто-то подобрал ключи к сейфу и заснял документы Четвертая исключалась категорически.
Но экспертиза опровергла все три версии и заставила искать четвертую, как раз ту, которая категорически исключалась. Эти эксперты вечно преподносят сюрпризы. Они доказали, что фотокопии схемы сделаны не с того экземпляра, который сберегался в сейфе, а с другого. хранившегося у Браилова дома, причем не с листа непосредственно, а с телевизионного экрана, под углом снизу вверх или сверху вниз. Анализ второй фотографии дал еще более невероятные результаты. Кусочек пленки, хранившийся в сейфе, был единственным, откуда можно было сделать этот снимок: кадры на нем и на фотографии были абсолютно идентичны. И все же экспертиза доказала, что фотография сделана не с этого, единственного негатива. Было над чем задуматься!
Объяснить это мог только Лосев. После беседы с Казариным Болдырев сразу же послал за ним. А дальше все пошло точь-в-точь, как в паршивеньком детективном романе. Лосева нашли в больнице с пробитым черепом в бессознательном состоянии.
В ту же ночь он умер. Тщательное обследование личных бумаг, вещей Лосева подтверждали, что Лосев – это Лосев, а сопоставление данных судебно-медицинской экспертизы и показаний сестры покойного,
