вещевой мешок. Как же далеко он успел убежать! Самолеты сделали еще один заход, постучали пулеметами и убрались. Ватажков сидел на краю небольшой канавы у шоссе и курил… Более безопасного места не сыскать… Это Бунчужный понял. И еще понял, что Ватажков видел все: и то, как Тарас в панике перемахнул через эту спасительную канаву, и то, как мчался к лесопосадке, навстречу взрывам. Спросил:
– Ты все время здесь?.. А я совсем ошалел от страха.
– У меня поначалу тоже так вышло. Соскочил с платформы и бежал, пока башкой о березу не стукнулся.
Умел нужные слова найти Яков Михайлович. Всегда умел.
Когда отряд собрался, недосчитались двух. Начальника механического цеха и Старшого. Начальника цеха скоро нашли… Неподалеку от лесной полосы. Мертвого. А Старшой как в воду канул. И утром не вернулся… Посоветовавшись, решили держаться все вместе. Командиром избрали Бунчужного.
– Прибьемся к воинской части какой-нибудь и станем воевать, как все, – высказал общее мнение Ватажков.
«Прибиться к воинской части» оказалось нелегко. Командиры требовали оформления через военкомат. Военкоматы отмахивались – без документов люди.
– Да свяжитесь вы с нашим городом, расспросите все на заводе, – не выдержал наконец Бунчужный.
Однако звонить было поздно, в городе уже хозяйничали немцы.
…Переправа. Десятки тысяч беженцев и военных. И всего – две баржи с катерком. Всем и до второго пришествия не переправиться. И вдруг – Багрий. Их дивизия сейчас переправляется… Штаб этой дивизии. Короткий разговор с командиром, и отряд зачислен в один из потрепанных уже в боях полков. Бунчужного назначили командиром взвода. А через короткое время пришлось уже ротой командовать… Дивизия двигалась то на запад, сталкиваясь с врагом, то на восток, чтобы через короткое время снова развернуться и принять бой.
После очередного тяжелого боя дивизия вдруг оказалась в глубоком тылу у немцев…
Он еще плохо соображал, что случилось. Шагал по пыльной дороге, босой, в растерзанной гимнастерке, без оружия. Справа – Яков Михайлович. Слева – Старшой. Откуда он взялся, Старшой? На обочинах – немцы. Нацеленные на колонну автоматы.
…Никогда не забыть этой картины. Солнце ярко освещает стену. Чернеют забранные колючей проволокой узкие, под самой крышей – окошки. За амбаром, на горизонте, громоздятся облака. Коренастый немец с голубыми глазами предлагает мирным голосом евреям и коммунистам сделать два шага вперед. Несколько человек, помешкав немного, выходят.
– Идиоты! – шепчет Ватажков.
Бунчужный трогает его локтем – да помолчи ты, ради бога.
Немец предупреждает, что каждый, кто знает о коммунистах и евреях и не выдаст, тоже будет расстрелян. Делает знак рукой автоматчикам. Короткие очереди. Тяжело оседают у стены тела.
Сарай. Сумерки. Рядом – Ватажков.
– Неужели это конец, Яков Михайлович?
– Это начало, Тарас Игнатьевич. Неразбериха первых дней. Все, что они делают, – бессмысленно. Сегодняшний расстрел уже сам по себе обрекает их.
Когда Ватажков лег, подсел Старшой.
– Я там смолчал. Но если они проведают, что я знаю. А они проведают…
– Куда сумку с документами задевал? – спросил Бунчужный.
– Спрятал. Надежно спрятал. Может, это и лучше, что документов нет. Я-то знаю, кто коммунист и кто… А вот если они проведают, что я знаю, а они проведают…
– Я тут старший сейчас, и мое это дело теперь. Все! Будем спать.
Укладываясь, нащупал у стены небольшой ломик. Под окошком, что над головой, между ракушечником – щель. Если вывернуть хотя бы один камень…
Погромыхивает. Вспышки молний время от времени зловеще освещают сарай. Только бы не прошла мимо гроза, только бы не прошла.
Она разразилась около полуночи. Стучал по крыше дождь. Ярко вспыхивала молния, и сразу же – раскат. Один камень вывернут, второй, третий… Наконец-то!.. Теперь надо убрать часового.
Взблеск молнии осветил черную, с остроконечным капюшоном, фигуру. Громовой раскат заглушил вскрик. Отобрал у часового автомат. Нащупал засов. Стараясь не шуметь, отодвинул его. Открыл дверь:
– Выходи!
Как тени, один за другим выскальзывают из сарая люди. Кто это замешкался? Старшой?.. Давай за всеми! Быстро!
До утра успели пройти километров двадцать. Крадучись пересекали шоссе, по которому с небольшими интервалами двигались на восток немецкие машины и танки. Углубились в лес.
Только теперь стало ясно, какая трагедия разыгралась здесь: блиндажи, окопы, интендантские склады с продуктами, обмундированием, боеприпасами и везде – трупы, трупы, трупы. К вечеру отряд был приведен в полную боевую готовность. Старшого решили судить судом трибунала. Председателем назначили Ватажкова. Приговор – короткий.
– Кому приводить в исполнение?
– Тебе, Бунчужный.
